Старое, но вроде не вывешивал нигде
Осененный благодатью беломраморного поля,
рукотворный гость сознанья, воплощенный дух зимы,
раскрывающий объятья неизвестности и боли,
принимая с интересом все, чего страшимся мы,
он летит на Петербургом, над Москвой и над Одессой,
и туда, еще южнее, где кончается земля,
и от Баренцева моря до тропического леса
он надежды не теряет, поднимая мрачный взгляд
прямо в выцветшее небо, в чьем заплатанном кармане
кучки сморщенных галактик обдирают звезды в кровь
и найти не может точки, где ослабло б заклинанье,
повязавшее навеки в нашем лучшем из миров...
Ищет вновь - и не находит, и горит бессильной злостью,
и не дай бог подвернуться ему под руку тогда -
там в глазах темнеет небо, застревает в горле воздух
и земля дрожит послушно и роняет города.
Так он мечется по свету от Нью-Йорка до Камчатки,
но он заперт в этой клетке, точно так же, как и мы -
не нашедший себе места в установленном порядке
рукотворный гость сознанья, воплощенный дух зимы.
рукотворный гость сознанья, воплощенный дух зимы,
раскрывающий объятья неизвестности и боли,
принимая с интересом все, чего страшимся мы,
он летит на Петербургом, над Москвой и над Одессой,
и туда, еще южнее, где кончается земля,
и от Баренцева моря до тропического леса
он надежды не теряет, поднимая мрачный взгляд
прямо в выцветшее небо, в чьем заплатанном кармане
кучки сморщенных галактик обдирают звезды в кровь
и найти не может точки, где ослабло б заклинанье,
повязавшее навеки в нашем лучшем из миров...
Ищет вновь - и не находит, и горит бессильной злостью,
и не дай бог подвернуться ему под руку тогда -
там в глазах темнеет небо, застревает в горле воздух
и земля дрожит послушно и роняет города.
Так он мечется по свету от Нью-Йорка до Камчатки,
но он заперт в этой клетке, точно так же, как и мы -
не нашедший себе места в установленном порядке
рукотворный гость сознанья, воплощенный дух зимы.