Такие моменты очень визуальны. Это картинка, которую практически невозможно описать словами – но, закрывая глаза, ты всегда будешь видеть ее так же отчетливо, как в тот день, когда она отпечаталась на оболочке твоего глаза.
…Это было прошлой весной. Мы ехали из греческой деревушки Мохос высоко в горах, спускались по серпантину в тумане, и на пути у нас нарисовалось какое-то совсем уж крохотное село в несколько домов, которые стояли вплотную к дороге. Здоровенный автобус кое-как, медленно, буквально наощупь пробирался между ними, едва ли не задевая углы этих маленьких облезлых каменных строений, притираясь так близко к ним, что мне из окна второго этажа были видны узоры занавесок на окнах, коврики в комнате за приоткрытой дверью, и дети, играющие во дворе с какими-то железками.
И вот автобус доехал до поворота, и водитель, снизив скорость до совершенно уж черепашьей, начал медленно в него вписываться – и перед глазами у меня нарисовался дом. Последний в ряду, немного на отшибе, подбитый сваями со стоящим на них маленьким деревянным сарайчиком такой невероятной дряхлости, что казалось, он сейчас рассыплется от малейшего дуновения ветра. Сарайчик был почти полностью застекленным – на манер веранды, но стекло было покрыто толстым слоем пыли, и вообще весь дом снаружи производил впечатление давно заброшенной времянки. Однако, приглядевшись повнимательнее сквозь грязные стекла, я поняла, что это не так.
Внутри «дома» (на самом деле это была совсем малюсенькая комната, примерно три на три метра, с закопченными окнами и серыми стенами) на подоконниках и на полу лежали старые тряпки и пакеты, и какой-то хлам, сваленный в углу. А посередине стоял стол, за которым сидели трое: старуха в черном платке и платье, и два мужчины, тоже в черном. Они держали в руках стаканы и смотрели в окно. Их шею не двигались, головы не поворачивались, но взгляды медленно перемещались вслед за нашим автобусом, с черепашьей скоростью пробирающимся в нескольких сантиметрах от них.
На мгновение я встретилась взглядами со старухой…, и эта картина, прошив сетчатку моих глаз, навсегда отпечаталась в голове: маленький старый пустой дом с пыльными стеклами, солнечный свет, пробивающийся сквозь пыльное стекло. И неподвижные изваяния в черном, которые, кажется, сидели здесь за тысячу лет до лет до нашей минутной встречи, и будут сидеть всегда - на фоне гор, уходящих в небо, и солнца, встающего из-за них.
