Ветер Империи

...На одном из концертов Юрий Наумов, перестраивая свою гитару в совершенно нетрадиционную тональность, сказал примерно следующее: "Вы знаете, когда мне исполнилось 50 лет, я понял, что мне можно всё. Вот вообще всё!" - и исполнил головокружительно-сложный и немыслимо прекрасный пассаж.
Другой современный классик, Олег Медведев, написал:
"Сорок лет - это те же двадцать, дело только в цене:
В сорок рваться из резерваций веселее вдвойне."
Рискну предположить, что и 50 от 25 отличаются не сильно )))
Так что - будем!

Солома - друг, и солома - враг,
Как две стороны любой монеты.
Призрак того золотого ковра,
Который скосили к исходу лета.

Скроет, высушит грязь на полу -
Но выдаст ищейкам след телеги.
Актерам, допущенным ко двору,
Казалось, что путь их начертан в небе,

Что театральный смех или крик
Нес откровенье надежды робкой...
Когда загорались костры из книг,
Солома отличной была растопкой.

Сны одинаковых деревень
На тюфяках из нее, родимой.
Ужас, тоска, безнадежность и лень,
Непроходимые долгие зимы.

Луч рассвета метнулся, погас,
Снова вернулся на мгновение.
"Добрая публика! Здесь и сейчас
Начинаем свое представление!

Занавес! Всем, кто молод, и стар,
Снимем покров привычного страха!.."
Солома на сцене смягчит удар,
А после - так колется под рубахой.

Снова - дорога, и нет своих,
Дом - за пропастью мира и горя.
Приветом из прошлого: "Гул затих..."
Но рвется строка от шума погони.

Утро. Помост, и надо сыграть
Лучшую роль для зрителей этих.
Соломе не в первый раз принимать
И кровь, и слова обо всем на свете.

Что же сказать, подводя итог
Всех размышлений, сомнений, странствий? -
Вспомни неведомый здесь монолог
В своем переводе на ируканский!

Танки входили в город - от Праги до Южного парка,
Танки входили в город, сметая с пути фонари.
Месиво гусениц лязгало сквозь пламя свечного огарка,
Девочка кукле глаза закрывала - "Только, прошу, не смотри".

Вывески рушились наземь - туфли, аптечные змеи...
Вывески рушились наземь - гордые львы и орлы.
Танки входили в город уверенно - так, как они умеют.
А ветер крутил воронки из пепла прежних знамен и золы.

"Не выходите из дома!" - грозно кричали плакаты.
"Не выходите из дома!" - зло каркали патрули.
"За нарушенье приказа..." - от Барселоны и до Арбата,
И залпы в дальнем овраге - эхом по всем закоулкам Земли.

Впрочем, к чему волноваться? - видишь, театры открыты.
Впрочем, к чему волноваться? - пиво на вынос дают!
Так выпьем за новых хозяев - пусть будут они не сердиты,
Пусть не тревожат наш занавесочный тихий домашний уют.

Танки входили в город - и этим срывали все маски,
Вывески рушились наземь - и свет проникал меж стен,
И вдруг единственной ценностью среди истерической пляски
Становились бутылка бензина, спички - и ничего взамен.

Давнее жаркое, страшное лето.
Военное лихо, отчаянный год.
Бывший редактор советской газеты
Пишет заметку для новых господ:

"Герр бургомистр приказал поселянам...
Начальник полиции предупредил,
Что никаких поблажек смутьянам
Не будет - у немцев достаточно сил.

Аплодисменты читающей публики!
Новый Порядок - Совдепу назло!"
Профессионалы Локотской республики
Четко знают свое ремесло.

Наших времен карантинная стадия,
"Бой за всеобщие жизни" идет,
И журналист популярного радио
Оповещает уставший народ:

"Указ подписан сегодняшней датой!
Мэр и глава ГУВД говорят -
Штраф диссидентам придет автоматом,
Проверят все заведенья подряд.

Лайк и репост! Не допустим мы кризиса -
Как же с властями нам повезло!"
Профессионалы медийного бизнеса
Четко знают свое ремесло.

Крокодил с Фенриром спорят - кто из них проглотит солнце,
Грозно лязгают зубами, силясь впечатлить народ.
Черный ветер, завывая, рвется в узкое оконце.
Треплет старого урода народившийся урод.

Выйдя поутру из дома, не забудь патронов пачку.
В предрассветном темном мире важно выбрать верный курс.
Кто возьмет патронов пачку - тот захватит водокачку,
А вода - ресурс отличный, стратегический ресурс.

На обломках самовластья, на развалинах часовни
Накрывай столы хмельные в этот славный Рагнарёк.
Будем счастливы мы здесь, не наблюдая ни часов, ни
людей - лишь от звезды далекой яркий уголёк,

Что восходит над Чумою, над тюрьмой и прочим хламом,
Обещая смех и ветер, побеждая страх и смерть.
Кем бы ты ни звался раньше - назовешься Вальсингамом,
Чтобы петь здесь эти песни. Чтобы петь здесь. Чтобы петь.

"я - дежурный по апрелю..." (Б. Окуджава)

Девочка выходит каждый день из дома,
Словно совершая странный ритуал.
Затаился город, стал вдруг незнакомым,
Проявившим призрачно все, что он скрывал.

Девочка выходит, чтоб глядеть высоко -
Между белоснежных облачных страниц,
Потому что небу очень одиноко,
Если никого в нем нету, кроме птиц.

Девочка дежурит - вместо всех, что были
Умными и сильными, только - вот беда -
Убоявшись тлена, вечно жить решили
И попали в рабство к Смерти навсегда.

В городе испуганном, в ветреном апреле,
В мире опустевших перекрытых трасс
Девочка выходит качаться на качелях
И взлетает в небо, запретное для нас.

Ночью в феврале от звезд - ни лучика.
Время мертвых, время голосов.
В черепе гусарского поручика
Застывают отзвуки стихов,

Он смеется, упоенный тлением -
Челюсти обломаны края...
И ползет из черепа с шипением
Шустрая холодная змея,

Обнимает кости позвоночника,
Создавая призрачный уют...
Темен лед замерзшего источника,
Но деревья тянутся на юг.

Набухают соком густо-алым
Ветви не в истерике - в любви.
Салютуя прошлому бокалом,
Виски за ушедших пригуби,

А потом - захлопни двери склепа,
Мертвецов оставив за спиной.
В этой жизни умирать - "не лепо".
Утро пахнет солнцем и весной.