Наконец выпал снег у стукнули морозы с ветром. Всё в снегу и ничего не радует. Начальство в институте выдало премию, аж два раза. Я уточнил, нет ли какой ошибки, а то возвращать неохота, сказали что нет. Зато в частной организации оклады намертво стоят как несколько лет назад, ни копейки не прибавили. Ибо пока недовольный сотрудник не уволится и на его место не будут искать нового никто и не подумает. Ну это так, лирика. В Институте Новый год отмечать не будут ибо карантин. По привычке наклеили бумажные снежинки и повесили шарики. Я включил диско-шар, пусть мерцает. Загрузил геномы на сервер, запустил рассчёт и сел читать книжку про метагеном.
В Пушкине, что когда-то назывался Царским селом, прошёл первый настоящий снег. За окном разразилась пурга, такая что не было видно абсолютно ничего, кроме мельтешащего белого марева. А потом всё стихло и наступила тишина. Я вышел на крыльцо института, посмотрел на снежный вечер, закурил маленькую сигару и мир незримо качнулся да так и застыл, наклонённый в нелепой позе. Осторожно вернулся в лабораторию, забрал компьютер и поехал на электропоезде домой. Новенький вагон, мягкое кресло и удобный столик. Развернул компьютер и погрузился в проект. Всю дорогу за мной слышался монолог подростка, голос как из динамика повторял назваия станций, прямо и наоборот, потом декламировал Пушкина. Неожиданно вспомнился князь Мышкин из романа Достоевского. Мне стало не по себе. Витебский вокзал встретил меня слякотью и темнотой и пронзительным ветром с раскачивающимися ветвями деревьев меж жёлтых фонарей.
Я отготродился от внешнего мира, ушёл в себя. Сижу за компьютером с утра до вечера и одним пальчиком набираю годовой отчёт. Почти не пользуюсь интернетом кроме рабочей почты, наверно впервые с 1999 года. Мир вовне тоже стал какой-то закрытый. Съездил в октябре разок на дачу и всё на этом, холодоно, неуютно. Обещают мокрый снег, хоть бы выпал и не растаял. Ноябрь самый мрачный месяц года, почти зима но всё чёрное. Среди чёрных ветвей гуляет ветер и видны звёзды. Листья с дорожек давно смёл в большой мешок дворник и унёс с собой. Унеси, унеси меня - вертится в голове давно забытый мотив. И стихи Вертинского за окном.
Лет 30 назад, когда жена работала в реставрационном отделе РНБ, заказал у реставраторов маленькую записную книжку для тёти, тётя работала главредом в газете. Кожанный переплёт, тиснение с позолотой, край книжки оформили муаровым рисунком как в старых книгах. В прошлом году заехал к тёте в гости, книжка так и лежит нетронутой, красивая, как оказалось бессмысленная, маленькая вещица из прошлого. Пустые, чистые страницы, как наша жизнь.
Февраль. Достать чернил и плакать! Писать о феврале навзрыд, Пока грохочущая слякоть Весною черною горит.
Достать пролетку. За шесть гривен, Чрез благовест, чрез клик колес, Перенестись туда, где ливень Еще шумней чернил и слез.
Где, как обугленные груши, С деревьев тысячи грачей Сорвутся в лужи и обрушат Сухую грусть на дно очей.
Под ней проталины чернеют, И ветер криками изрыт, И чем случайней, тем вернее Слагаются стихи навзрыд.
Борис Пастернак
Для альманаха « Лирика» Пастернак из всего хаоса накопившихся к этому времени (1914) недоработанных набросков отобрал и подготовил к печати пять стихотворений. В этом коллективном сборничке и состоялся его литературный дебют. Впоследствии вошедшим сюда стихотворением « Февраль. Достать чернил и плакать!..» он нередко открывал свои поэтические сборники.
"И чем случайней, тем вернее Слагаются стихи навзрыд."
Следует подчиняться не логике мысли, а случайным ассоциациям. На самом деле Пастернак только делает вид, что подчиняется субъективным ассоциациям. Он только имитирует запись потока сознания. Несколько раз на протяжении жизни он возвращался к стихотворению, перерабатывал и снова дорабатывал, стремясь достигнуть впечатления мгновенной легкости, иллюзии спонтанности и записи сиюминутного состояния души.
Стихи ленинградского поэта Виктора Большакова как никогда соответсвую происходящему. Он мало пубиковался и рано умер. Но от этого его стихи ни чуть не хуже. Да, они были и остаются неудобными, наверно так и должо быть с настоящей поэзией.
Что-то мою пулю долго отливают, Что-то мою волю прячут отнимают. Догони меня, догони меня, Да лицом в траву урони меня, Утоли печаль, приложи печать. Пуля горяча, пуля горяча.
Я спрошу у Бога, где ее дорога, Я спрошу у черта, иль я недотрога. Догони меня, догони меня, Да лицом в траву урони меня, Утоли печаль, приложи печать. Пуля горяча, пуля горяча.
Я для доли смертной, Ох! Для доли смертной, И жених завидный И товарищ верный, Догони меня, догони меня, Да лицом в траву урони меня, Утоли печаль, приложи печать. Пуля горяча, пуля горяча.
А для жизни этой, Ох! Для жизни этой У меня ни веры, Ни любови нету Догони меня, догони меня, Да лицом в траву урони меня, Утоли печаль, приложи печать. Пуля горяча, пуля горяча.
Сегодня перзидент выступил с речью о создании госсовета и передачи ему всех полномочий без ограничения по сроку. Механизм (само)уничтожения запущен. А сотрудники на работе в это время пили чай и о чем-то разговаривали. Мне от всего этого стало не по себе и я вышел под питерский дождь, прошёлся до Васильевского и вернулся домой на Спасский даже не заметив дворцовую площадь, только обратил внимание, что начали разбирать новогоднюю ёлку, праздники закончились. Зимы нет как нет. В голове обрывки стихов и мысли о проекте который надо поскорее закончить и опубликоварь пока есть возможность.
В Петербурге осень, пожелтели дубы и зарядили холодные дожди. В воскресенье прошлись по Невскому. Приятель затащил нас в роклерную, я упирался всеми четырмя лапами так как просто хотел выпить американо на соседней улочке в недорогом кафе, но всё же поддался уговорам. Роклерную никому не советую - пара картошечек политыя сыром и крупно накромсанная луковица стоят $18, вкус никакой. Неожиданно по залитому дождём Невскому проспекту промчались автозаки министерства правды. Оказывается кто-то написал на заборе что там дрова ограде Русского музея что-то про КГБ и её бывшего руковофителя. Надпись конечно моментально закрасили, теперь парадный вход в музей украшает чёрная траурная лента. И только Пушкин безразлично повернулся к происходящему спиной. В Петербурге осень.
Смотри, как перевозят снег В небесной лодке. Какой короткий выпал век, Какой короткий. Чего искала, кем была, О чём мечтала?.. А снег осыплется с весла — И нас не стало.
Не стало неба и земли, Ни крыш, ни улиц, Как будто взрослые ушли И не вернулись, Как будто смотришь из окна И ждёшь ответа... Лишь лодка белая видна Над белым светом.
Очнёшься в городе пустом — Туман и слякоть. Уже не вспомнить ни о ком И не заплакать. Как скоротечен человек — И сам не знает. Качнётся лодка, ляжет снег, И полегчает...
