(no subject)
У нее дома всегда было красное и белое вино. И красного обязательно как минимум две бутылки - Мерло и Каберне. Она пила его, в отличие от всех остальных людей, не в зависимости от того, что ела, а исключительно в зависимости от времени года, причем не на улице а в душе. Глубокое, обволакивающее Мерло было для долгих зим у камина и душных летних вечеров. Каберне легким вкусом свежего винограда приправляло щемящую осень, а редкую весну украшал легкий белый Рислинг.
Вообще-то, для весны она бы предпочла шампанское. Но для ее весны подходило только Клико, кружевными пузырьками устремляющееся вверх, а здесь его не продавали, да и кому надо было везти благородный напиток в такую глушь.
Вечерами она выходила на пыльную веранду, по срипящим половицам шла до кресла-качалки, садилась и слушала цикад. В руке был неизменный бокал из тончайшего стекла, пожалуй, единственная вещь, оставшаяся ей от прошлого. Веранду старого дома окружал заброшенный сад, наполненный таинственными существами и странными звуками. Из глубины сада постоянно доносилось то какое-то беспокойное топотание, то шелест, то шипение. Иногда из ветвей выглядывала поседевшая лошадиная морда, а иногда поблескивал чей-то беспокойный глаз. Тогда она устало отмахивалась, говорила что-то вроде "сгинь" или "брысь", из ветвей раздавался протяжный вздох, но существа покорно исчезали.
Она совсем забыла сколько ей лет, да и кто она такая, старый дом хранил свои тайны, а сад, с каждым годом зарастая все больше, заботливо не допускал посторонних, и только янтарное тягучее вино в прозрачном бокале оставалось неизменным и покалывало воспоминаниями.
Вообще-то, для весны она бы предпочла шампанское. Но для ее весны подходило только Клико, кружевными пузырьками устремляющееся вверх, а здесь его не продавали, да и кому надо было везти благородный напиток в такую глушь.
Вечерами она выходила на пыльную веранду, по срипящим половицам шла до кресла-качалки, садилась и слушала цикад. В руке был неизменный бокал из тончайшего стекла, пожалуй, единственная вещь, оставшаяся ей от прошлого. Веранду старого дома окружал заброшенный сад, наполненный таинственными существами и странными звуками. Из глубины сада постоянно доносилось то какое-то беспокойное топотание, то шелест, то шипение. Иногда из ветвей выглядывала поседевшая лошадиная морда, а иногда поблескивал чей-то беспокойный глаз. Тогда она устало отмахивалась, говорила что-то вроде "сгинь" или "брысь", из ветвей раздавался протяжный вздох, но существа покорно исчезали.
Она совсем забыла сколько ей лет, да и кто она такая, старый дом хранил свои тайны, а сад, с каждым годом зарастая все больше, заботливо не допускал посторонних, и только янтарное тягучее вино в прозрачном бокале оставалось неизменным и покалывало воспоминаниями.