Самбо

Вот век живи - век учись, и дураком помрешь.
Сегодня четвертый курс описывал по-испански русские традиционные блюда. И до меня дошло - внезапно, но поздно - происхождение названия перловка. Потому что по-испански она, как оказалось, cebada perlada, то есть ячмень жемчужного вида. То есть по-русски мы эту крупу просто жемчугом называем. Этимологи подтверждают: крупный круглый морской жемчуг русским не был известен, а мелкий речной - да. Ну и попутно в очередной раз увидела подтверждения того, что ценная эта крупа у предков была, каша из неё - "царская", а моя маманя просто не умеет её готовить.
Потом Пашечка описывал голубцы. Это, говорит, листья капусты, обернутые вокруг начинки. Я изумилась ходу мысли: почему не наоборот - начинка, завернутая в капустный лист? Любопытный логический разнобой, интересно, чем вызван - гендерными причинами или индивидуальным пашечкиным сознанием. Вот вы как бы голубцы описали?

Madre mía, что за преподавателя нам сегодня бог послал! Неряшливый нервный старый хрен, упрямый и гордый, что твой пингвин.
С переводчиком, конечно, мало кто из инженеров работать умеет. Но это же не повод не желать работать применяясь к новым условиям. Штатная переводчица, девушка с нашего же иняза, мне рассказывала, что на прошлых курсах его еле-еле, войной, приучили делать паузы для переводчика. Сегодня один из моих подопечных попросил: пусть рассказывает медленнее, нам надо сперва понять, а потом записать. Куда там! "Я не буду ни под кого подстраиваться! Пусть под преподавателя подстраиваются!" Йооолкин тузик! Как можно подстроиться под человека, который выражается назывными предложениями без каких-либо связок в виде падежных окончаний и/или предлогов, поскольку в его дискурсе объяснение составляют русские аббревиатуры названий механизмов, и в потоке этих аббревиатур я не слышу, как это всё между собой связано. А мне предлоги вставлять надо, на секундочку!
Когда дед объясняет водя указкой по схеме, переводчик вообще может пойти убить себя апстену. Выглядит это так: "Вот тут давление повышается, подается сюда, это тут открывается, а вот это идет вниз до открытия вот тут...". Отдельная проблема - всё те же профессиональные жаргонизмы. "Проливка дроссельных пакетов бла-бла-бла". Дроссельный пакет я знаю, меня словарик научил, но проливка, ради всего святого? Что такое проливка? - Ну как что такое. Это проливка. (раздражаясь) Это по-русски. - Нет, это не по-русски! В перерыве сказала про жаргонизмы - товарищ не согласен, ищоб. Ладно, объясните тогда, что такое приемистость. Формулировал раза четыре, с каждой новой формулировкой уточняя. Вообще невозможно получить ответ на вопрос "что такое?". Вместо того чтобы сказать по-человечески "Приемистость - это..." (я бы даже формулировку через "когда" сумела перевести), дедок начинает сыпать физическими формулами. Я вешаюсь, иностранные спецы вешаются.
А по дороге домой у водилы в машине радио спело несказанное. Буквально вот что:
Мы с тобой не играли в любовь,
Мы не знали такого искусства.
Просто мы у поленницы дров
Целовались от странного чувства.
Эдуард наш Асадов взреял. В смысле, его стилистика. Проверять не полезу - пусть герой философской незамутненности падет среди меня неизвестным.
Целовались они. От странного чувства. У поленницы, блин. Дух, блин, веет, где хочет. В том числе у поленницы.
Пингвины, блин.

Вавилонская башня и смешение языков человекам - детские игрушки по сравнению с тем, что сделал Господь, разделив по языку мужчину и женщину. Глобальность непереводимости в этом случае потрясает. Особенно забавно, когда не в состоянии понять друг друга два человека - переводчики по профессии.
Я подумала, что, может быть, следует развить Джона Донна и считать, что вообще каждый человек - это не просто остров, но остров, на котором принят собственный язык. Но нет, много случаев, когда в разговоре людей одного пола слышится и понимается именно то, что сказано. И не тратятся душевные силы ни на свои, ни на собеседника интерпретации. И доверия, соответственно, больше.

Когда со мной разразилось, я вспомнила все стихи о любви, которые учила в юности, все песни и романсы тех же времен. И обстоятельства появления в моей жизни этих текстов. Забавно, вот блоковский текст, "Есть времена, есть дни, когда..." - грозный, задыхающийся, веселый последней отчаянностью, я учила его в возрасте шестнадцати лет, по дороге за хлебом, а потом дома на кухне по томику матери. Блок тогда появился в школьной программе, но уж, конечно, не этот текст, это я просто читала и наткнулась на него. И ведь не то что не влюблена была, влюблена, конечно, чтобы захотеть выучить стихотворение, но теперь-то я понимаю, что было такое юношеское томление что ли, предчувствие будущих душевных катаклизмов. Да и что я тогда в этом тексте понимала, ничего! А теперь вот откликнулось, всё моё, до слова: "Испуганной и дикой птицей летишь ты - Но заря в крови... Тоскою, страстью, огневицей Идет безумие любви. Полсердца - туча грозовая, под ней всё - глушь, всё - немота... "
Романсы и народные песни я выучила в институте от подруги, очень этими вещами увлекавшейся. Ну вот запомнила и потом надолго забыла. А тут тексты стали возвращаться один за другим, наивные, бесхитростные, простые и от этой простоты правильные. В этих-то именно текстах всё самое нужное сказано, так просто и отчетливо, так понятно, только поверь. Ты - поверь!
Слова вспоминаются не сразу, капризы памяти, старая, видать, становлюсь. Последний романс, который вспоминала:
Не говорите мне о нем!
Еще былое не забыто.
Он виноват один во всем,
Что сердце бедное разбито.
Он виноват, что я грустна,
Что верить людям перестала,
Что сердцем я совсем одна,
Что молодой я жить устала...
Вспомнила до этого места с мучающим ощущением, что там еще что-то было, самое важное. Вспоминала, вспоминала, и вдруг само по себе вернулось, сложилось, почти сразу набело:
Он виноват,
Но если б он
Задумал бы вернуться снова,
Забыла б муки я, как сон, не упрекнув его ни словом.
Так говорите мне о нем,
Так говорите мне о нем!