К сожалению, у меня не получилось совершить полноценного преступления против интеллектуальной собственности и авторского права, хотя попытка была вполне искренней.
Поборникам морали имею сказать, что несколько лет назад люди в кинотеатрах зачем-то начали есть еду ртами. Особенно сырный попкорн. А сырный попкорн — он определённо мерзкое изобретение диавола. Потому что приносит в кинотеатры неповторимый и незабываемый запах старенького экскурсионного «Икаруса», в котором продуктивно укачивало три поколения школоты. Как следствие — я не могу посмотреть какой бы то ни было фильм на широком экране.
В силу того, что я оторвана от жизни и витаю в облаках практически с рождения, совершенно не поняла, а чо такой хипеш кругом. Расслабьтесь. Все мы любим Несси.
Мы действительно очень любим Несси за то, что её на самом деле нет.
И кто станет уверять нас, что на самом деле она живёт по соседству и проплывает мимо каждый день, тот лжец или чудотворец. И то и другое простительно.
Непростительно сказать, что в чешуе Несси застревают размокшие окурки и гнилые водоросли, изо пасти дурно пахнет, а жрёт она вообще кого попало, не делая различия между грешником и праведником, ибо дура и мозг с грецкий орех. У людей, как известно, бывают чувства, а такое высказывание в равной мере оскорбляет чувства как олигофрена, неспособного к абстрактному мышлению, так и профессионального игрока в бисер.
Я отношусь скорее ко вторым, хотя не имею чувств, которые можно оскорбить. Поэтому осознав, что не будет ни девочки, разговаривающей с кукольными головами, ни поезда, улетающего в небо, постыдно утратила интерес и стала отвлекаться. Как в своё время утратила интерес к рифмам вроде «кровь-любовь», эпифорам и прочим будням доярки Петровой.
Волга впадает в Каспийское море, смерть наше отечество, родина неизбежна, резонёрство относится к категории нарушений мотивационно-личностного компонента мышления.
А вот, например, можно такую фильму сделать: чтобы в глухой сибирской деревне жила абсолютно ненормальная семья. Всё как у всех: трудная работа, незатейливый отдых, телик по вечерам, домашнее консервирование, борщ под водочку, ковёр на стене. Только мужик один, а бабы две. Одна законная жена, другая сожительница. Та, что жена, работала начальницей в ЖЭКе и не могла иметь детей (режиссёр подразумевает: это после того, как в советские годы ей сделали четырнадцать абортов чапельником в коридоре сельской поликлиники). Поэтому привела свою юную секретаршу родить от мужа, ну, чтоб настоящая семья. Та родила мальчика. А жена потом бац — и тоже внезапно родила мальчика, несмотря на климакс и печальный анамнез. Так и живут впятером. Только бабы промеж собой ругаются, когда напьются особенно, и пацаны тоже друг друга терпеть не могут, всё выясняют, чья мамка главнее. Однажды пацаны дерутся до серьёзного членовредительства — и жена категорически требует выставить секретаршу из дома вместе с отпрыском. Муж соглашается, выгоняет их в серое безнадёжное никуда, тоскует и уходит в запой. Через некоторое время его посещает делирий, он берёт оставшегося пацанёнка и ведёт далеко в тайгу, поднимается там с ним на гору и убивает сыночка ножичком. The end. Назовём получившееся кино как-нибудь вроде «Рассуждение о чудесах», обращаясь к Джону Локку и подразумевая, что обитатели беспросветной спившейся Сибири не заслужили никаких чудес. Деконструкция драматургической композиции, выразившаяся в удалении из сценария ключевого персонажа, определённо вызывает дискомфорт. Осознание, что под конец удалённый персонаж даже не выскочит из машины, дискомфорт усиливает. Это как снять «Трёх мушкетёров» без д’Артаньяна.
Вернёмся, впрочем, к нашим плезиозаврам.
Несси, как правило, спасает провисающую композицию не хуже, чем фотография котика — унылый пост в жежешечке. Ибо Несси заключает в себе Великий Непознаваемый Смысл, сочетая означаемое и означающее, кем бы ни оказалась: ископаемым чудовищем или прекрасным артефактом.
Например, волны выносят на берег скелет плезиозавра.
Или нет: волны выносят на берег мёртвого плезиозавра, и в его желудке местные жители обнаруживают труп летающего ящера, кости рыбы и раковину аммонита.
Или нет: внутри у него они обнаруживают блестящий, сложный, идеально подогнанный, ещё тёплый и шевелящийся механизм.
Или нет: живой плезиозавр проплывает ночами вдоль берега, издавая скорбный рёв.
И все стоят и смотрят.
Просто стоят и смотрят.
И такой немой вопрос в глазах: «Что это было?»
И такой немой ответ во всё небо, то есть во весь экран: «А вот приколитесь, чуваки».
