Но вот мы только что вручили Петру Чейгину премию "за вклад в развитие современного поэтического языка" (да, да, канцелярит сей и меня удручает безмерно...)
(фото Виктории Лебедевой)
***
Самурайского ветра депеша на влажном листе
на орешник ложится, тревожит закладку Успенья.
Горе лешему мне, горе плыть в неусыпной ладье,
брать призы облаков, слышать хохот и рёв соплеменья.
Сон любезный придёт и скользнут облака кто куда.
Почва пустит слюну, многотомное тело раскроет.
Ждёт в сторонке звезда — голубая пылает вода…
Дай мне слёзы убрать, это всё твоей жизни не стоит.
***
По пряному небу?
Да нет говорю, по доске,
Еловой дрожащей равнине,
Где горло мне клювом разбили
Наводчики сумерек,
Гончие пыли...
Я забываю все знать
Я возвращаюсь не ведать
Я прокормлю тебя грошиком
Он и вернулся со мной...
Т. е. мои однодневные руки
Честных буковок стряпню
Фаянсом рассвета покрыли...
И затвори же травой
Лаз мой на братское поле
Теплой смоленской доской
Каждый покроет себя.
* * *
Лёве Васильеву
Полынья. Не помню имени
семени на дне поляны,
опечаленного пламени
вознесённые изъяны
верескова рода-племени.
Поводырь махорки матерной
из лукошка комья пряжи
выстроил на скверной скатерти,
среди них котёнок ляжет
пульсом нежности и памяти.
Ветер деда за горою
разбирает лист на кладбище.
Нищете глаза закрою:
не смотри на двор и пастбище —
горе местного покроя.
Дешевеет дождик. В иней
смех шипит на перекрёстке.
Ты перекрестись и выпей
ужас тихий из напёрстка —
грех Михнова перед Веней.
Жалоба с прощанием и послесловием
Эстер Вейнгер и Иосифу Бродскому
1
Вылечи, Господи. Вылей глаза, развали.
Жалости нет выхлопное железо раскрасить.
Люди ворчали, включали в семейные страсти.
Год понедельника голубя ловит в пыли.
Видишь ли, Господи, я посмотрел на себя
в щель воровскую,
мне стало обиженно страшно.
Если не врёт теоретик — я жил понаслышке,
избранно нищим на дне поцелуйного дня.
Вылечи, Господи. Нежный огонь в небесах
я разумею, но дай мне остаться с Тобою
облаком бешеным, ниткой, пчелой, пристяжною.
Только не Словом — Смерть приходила в слезах.
2
Увидимся. Свиданье расцветёт
черёмухой алжирского вина.
Довольно, брат. Была права Луна,
когда меня отправила в расход.
Я убедился — мёртвые поют,
светлее кожа, выжаты глазницы.
Душа успела нараспев подняться
к волнистой туче с выходом на юг.
Там тело вырастет. В него я перейду,
определив случайных копошиться
в скафандре первом. Дело очевидца —
смотреть слезу в Таврическом саду…
Гаданье гласных. Вышивка на сердце
цветов рожденья – вольные тона.
Увидимся. Центральная Луна
не закрывает ледяную дверцу.
3
Ни дуновинки. Голова свежа.
Апрельского похмелья третий лишний
уснул в прихожей, дышит еле слышно.
Так тихо нам, что в пульс живёт душа.
