Все на свете успешно сводивший к очкам, математик привык постепенно к очкам, но успел их измерить и взвесить: минус столько-то. Кажется, десять. Это точкой отсчета стало. С тех пор, как далекая линия гор вдруг приблизилась. В то же время переносицу сжало бремя.
Вспомнил, что Борис Слуцкий давным-давно предчувствовал "окей бумера"!
* * *
Кто еще только маленький, кто уже молодой, кто еще молодой, кто уже моложавый, кто уже вовсе седой и ржавый, выбеленный, вымотанный бедой.
Ручьи вливаются в речки, речки — в реки. Реки вливаются в океаны-моря в то время, как старые древние греки юным древним грекам завидуют и не зря.
Дед, на людной улице ведущий за руку внука, объясняет внуку, но его наука старше, даже, наверно, древнее, но не вернее, чем веселое и счастливое знание молодежи, и внук, послушав, говорит: «Ну и что же?»
И вот на этот раз что подумалось: это ведь очень самойловское стихотворение – и по ритму, и по тому, как ритм ведет слова, и как размер держит образность, и смысл вполне самойловский, с этаким рефлексивным извивом. И далее пофантазировалось: если бы его действительно написал Самойлов, то вполне вероятно, что оно бы признавалось у него одним из хрестоматийных, программных и по прочим статьям краеугольных. А у Слуцкого прошло стороной, как косой дождь. Все-таки контекст важная штука, скажу я вам.