Ааре Пильв о книге "Мировое словесное электричество"
Ааре Пильв
Лариса Йоонас - неизвестная величина в эстонской поэзии
Лариса Йоонас - одна из наиболее интересных и одаренных русскоязычных поэтов, живущих в Эстонии, при том, что на эстонском языке можно найти только одно стихотворение, напечатанное в журнале Vikerkaar (2007, №9). Она не была известна широкой публике до 2006 года, до выхода в Москве ее дебютной книги „Самый белый свет“, хотя, по ее словам, стихи она пишет с детства. Родившаяся в 1960 году в Татарстане, Лариса Йоонас после окончания Московского Энергетического института была направлена в Кохтла-Ярве, где и живет до сих пор, работая в Вирумааском колледже преподавателем информатики. Хотя она имеет отношение к русскоязычному эстонскому литературному пространству, участвуя в организации местных фестивалей, публикуется в местных изданиях, но все ее четыре книги были изданы в России, и она широко представлена именно на российских литературных порталах. Она сама признается, что в эстонской русскоязычной читательской среде выжить невозможно, и только интерес российской публики позволил ей себя проявить. Это само по себе интригующе, ибо, насколько я знаю по отзывам, поэзия Йоонас в контексте российской поэзии звучит не по-русски, и предполагается, что на нее повлияла эстонская поэтическая традиция (что в моем понимании совершенно не так, стихи Йоонас, скорее, питает более широкая современная модернистская традиция, скорее, просто "западная", и в некотором смысле и "дальневосточная").
К тому же свободный стих до сих пор воспринимается в русскоязычной поэзии как нечто немного экзотичное, хотя последний сборник стихов Ларисы Йоонас „Мировое словесное электричество“ - это первая из ее книг, написанная полностью свободным стихом. Ранее она писала также и традиционным метрическим стихом, что некоторые критики, например, Михаил Трунин, связывали с интонациями Серебряного века (кроме упомянутых книг Йоонас выпустила сборники стихов „Младенцы безумного града“ и „Кодумаа“, оба в 2017).
Эту экзотику крайностей разделяет также тот факт, что "Мировое словесное электричество", которое добралось до номинации на литературную премию Культурного Капитала Эстонии, выпущено в Чувашии, в небольшом издательстве, художником Игорем Улангиным, напечатавшим также ранее книги с русско-чувашской модернистской классикой Геннадия Айги.
Как верно описать на эстонском языке произведение, которое эстонский читатель просто не читал? "Мировое словесное электричество", на обороте которой указано, что книга выпущена в количестве "не менее 50 экземпляров", невозможно найти в эстонских книжных магазинах или библиотеках; автор статьи прочитал лишь присланный файл. На самом деле, многие из этих стихотворний можно найти на различных сетевых ресурсах.
И это дает возможность представить стихи и перевести их. По моему мнению, отсутствие переводов на эстонский язык - серьезный пробел в общей картине эстонской поэзии, и часть этой ответственности ложится также и на меня.
В случае поэзии Ларисы Йоонас очень приятно, что эта поэзия не дает оснований для снижения планки оценивания ее из политических сображений, она и не ищет этого. Эта поэзия иногда использует тему Эстонии как родины поэта, но делает это в некоем универсальном ключе, описывая связь человека с землей, на которой он живет - всевозможные идеологические моменты как и их неприятие - исключены из этого описания земли.
Если говорить о критических статьях, написанные о стихах Ларисы Йоонас, то наиболее адекватным мне кажется подход московского критика Ольга Балла. Балла рецензирует Йоонас в нескольких работах, и она написала предисловие к рассматриваемой книге. Поэтому, чтобы не изобретать велосипед, обращусь к некоторым пмоментам из него. Согласно мнению Балла, Йоонас оставляет за пределами своей поэзии социальные и организующие жизнь регистры. Связь с Эстонией важна для нее, но Эстония это не объект наблюдения, а, скорее, средство, манера и форма. Балла пишет, что то, что глубоко присуще поэзии Йоонас (то, что она называет "эстонским", по мнению Балла это глубоко присуще поэзии Йоонас), это не то, что видно, но с помощью чего это видно. В поэзии Йоонас важно, что остается "выше" или "ниже" актуальной повседневной жизни - Йоонас "предпочитает соединять сразу два крайних полюса: чувственную вещность и метафизику. Она работает с самим веществом бытия: тёплым, шершавым, подвижным, - и это всё сплошь метафизика, осязаемая ощупью, всеми органами чувств".
Источники поэзии Йоонас те же, что питают мифы и мечты, где человек - и внечеловеческое, конкретное и всеобщее в контакте обмена и процессе взаимного перехода. Что отсутствует в интонации стихотворений Йоонас - это то, что несмотря на болезненность или горечь описываемого, интонация стиха совершенно свободна от эйфории или отчания, эта поэзия не романтизирует или драматизирует, она вызывает сопереживание, но трезвое сопереживание. Это, возможно, связано с тем, что, как говорит Балла, эта поэзия довольна близка к внутренней речи, это значит, что она не стремиться к коммуникативному воздействую ради риторических эффектов. В ней нет сентиментализма или открытости, это поэзия личная и интимная. Цитирую стихотворение, которым Ольга Балла заканчивает предисловие:
"Когда Йоонас говорит «я», это «я» - не биографическое: оно, скорее, экзистенциальное. Изнутри своих внимательно прожитых, единственных личных обстоятельств, с их помощью она говорит от имени человека вообще. Человека как части мира.
Я как человек
усыновленный животными
усыновленный растениями
усыновленный валунами посреди поля
усыновленный воздушным столбом высотой в десять километров
усыновленный безвоздушным пространством
туманностями и звездными скоплениями
всегда буду ребенком
донашивающим за старшими
представления
из которых они выросли".
Поэзия Ларисы Йоонас не является рафинированно сложной. Однако иногда она очень плотно упакована. Я покажу это на примере самого короткого стихотворения из книги:
Проблемы со сном аритмия соловьи не дают уснуть
сквозь закрытые глаза просачиваются миры
то ли совсем плохо то ли чудесно сладко
вот и вся жизнь не определиться аритмия это или соловьи.
Возможный перевод, близкий по смыслу:
Probleemid unega arütmia ööbikud ei lase uinuda
läbi suletud silmade imbuvad maailmad
on kas päris halb või imeliselt sulnis
ongi kogu elu ei saa aru on see arütmia või ööbikud.
(Вместо "аритмии" может быть "сердечная аритмия", но пусть пока будет это наименее лирически звучащее слово).
Это стихотворение вроде хайку, построено на простых противопоставлениях: стареющее больное тело - каждую весну возвращающееся прекрасное птичье пение, плохое самочувствие - утешительная красота, язык диагноза - поэтический язык и т.д. Это означает очень четкую шкалу с крайними точками. Еще интересно то, что - по крайней мере в моем представлении - вторая строка работает для всей конструкции "средством для снятия стресса", так как это здание из метафор не было бы слишком напряженным - это строка, можно сказать, не вписывается в систему. Это как раз нечто присущее поэзии Йоонас: она до последнего не размеренна, и это создает ощущение особой естественной свободы.
В последней строке метафора завершается, но при ближайшем рассмотрении, эта метафора многозначна, она говорит о многих вещах сразу: о том, что жизнь - бессонница, невозможность уснуть, и в то же время что жизнь не может быть определена, как плохая или прекрасная, примерно в том значении, что пока ты не решил, как оно есть, ты на самом деле жив. Это "вот и вся жизнь" - только вся жизнь может определить это, одновременно оставляя вопрос открытым, пока длится это сравнение. И еще немного об этой метафоре - у нее есть еще и второй этаж, который прорастает через противопоставление аритмии и соловьев, это в некотором смысле замена одного другим. Метафора, как известно, это сравнение в обе стороны: аритмия как соловьи (в страдании есть прекрасное), соловьи как аритмия (красота как некая угроза) при невозможности заснуть. Эта метафора заставляет нас задуматься о том, что из этого верно, и ответ такой: хотя это и невозможно (если аритмия, то не соловьи и наоборот), но верно и то, и другое. И это дает третье понимание определения жизни: жизнь - это когда и то и другое вместе, и невозможность одного и другого одновременно. Это ощущение, которое может быть прочувствовано с помощью многослойной метафоры. И это то, как работает метафизическая поэзия.
Лариса Йоонас - неизвестная величина в эстонской поэзии
Лариса Йоонас - одна из наиболее интересных и одаренных русскоязычных поэтов, живущих в Эстонии, при том, что на эстонском языке можно найти только одно стихотворение, напечатанное в журнале Vikerkaar (2007, №9). Она не была известна широкой публике до 2006 года, до выхода в Москве ее дебютной книги „Самый белый свет“, хотя, по ее словам, стихи она пишет с детства. Родившаяся в 1960 году в Татарстане, Лариса Йоонас после окончания Московского Энергетического института была направлена в Кохтла-Ярве, где и живет до сих пор, работая в Вирумааском колледже преподавателем информатики. Хотя она имеет отношение к русскоязычному эстонскому литературному пространству, участвуя в организации местных фестивалей, публикуется в местных изданиях, но все ее четыре книги были изданы в России, и она широко представлена именно на российских литературных порталах. Она сама признается, что в эстонской русскоязычной читательской среде выжить невозможно, и только интерес российской публики позволил ей себя проявить. Это само по себе интригующе, ибо, насколько я знаю по отзывам, поэзия Йоонас в контексте российской поэзии звучит не по-русски, и предполагается, что на нее повлияла эстонская поэтическая традиция (что в моем понимании совершенно не так, стихи Йоонас, скорее, питает более широкая современная модернистская традиция, скорее, просто "западная", и в некотором смысле и "дальневосточная").
К тому же свободный стих до сих пор воспринимается в русскоязычной поэзии как нечто немного экзотичное, хотя последний сборник стихов Ларисы Йоонас „Мировое словесное электричество“ - это первая из ее книг, написанная полностью свободным стихом. Ранее она писала также и традиционным метрическим стихом, что некоторые критики, например, Михаил Трунин, связывали с интонациями Серебряного века (кроме упомянутых книг Йоонас выпустила сборники стихов „Младенцы безумного града“ и „Кодумаа“, оба в 2017).
Эту экзотику крайностей разделяет также тот факт, что "Мировое словесное электричество", которое добралось до номинации на литературную премию Культурного Капитала Эстонии, выпущено в Чувашии, в небольшом издательстве, художником Игорем Улангиным, напечатавшим также ранее книги с русско-чувашской модернистской классикой Геннадия Айги.
Как верно описать на эстонском языке произведение, которое эстонский читатель просто не читал? "Мировое словесное электричество", на обороте которой указано, что книга выпущена в количестве "не менее 50 экземпляров", невозможно найти в эстонских книжных магазинах или библиотеках; автор статьи прочитал лишь присланный файл. На самом деле, многие из этих стихотворний можно найти на различных сетевых ресурсах.
И это дает возможность представить стихи и перевести их. По моему мнению, отсутствие переводов на эстонский язык - серьезный пробел в общей картине эстонской поэзии, и часть этой ответственности ложится также и на меня.
В случае поэзии Ларисы Йоонас очень приятно, что эта поэзия не дает оснований для снижения планки оценивания ее из политических сображений, она и не ищет этого. Эта поэзия иногда использует тему Эстонии как родины поэта, но делает это в некоем универсальном ключе, описывая связь человека с землей, на которой он живет - всевозможные идеологические моменты как и их неприятие - исключены из этого описания земли.
Если говорить о критических статьях, написанные о стихах Ларисы Йоонас, то наиболее адекватным мне кажется подход московского критика Ольга Балла. Балла рецензирует Йоонас в нескольких работах, и она написала предисловие к рассматриваемой книге. Поэтому, чтобы не изобретать велосипед, обращусь к некоторым пмоментам из него. Согласно мнению Балла, Йоонас оставляет за пределами своей поэзии социальные и организующие жизнь регистры. Связь с Эстонией важна для нее, но Эстония это не объект наблюдения, а, скорее, средство, манера и форма. Балла пишет, что то, что глубоко присуще поэзии Йоонас (то, что она называет "эстонским", по мнению Балла это глубоко присуще поэзии Йоонас), это не то, что видно, но с помощью чего это видно. В поэзии Йоонас важно, что остается "выше" или "ниже" актуальной повседневной жизни - Йоонас "предпочитает соединять сразу два крайних полюса: чувственную вещность и метафизику. Она работает с самим веществом бытия: тёплым, шершавым, подвижным, - и это всё сплошь метафизика, осязаемая ощупью, всеми органами чувств".
Источники поэзии Йоонас те же, что питают мифы и мечты, где человек - и внечеловеческое, конкретное и всеобщее в контакте обмена и процессе взаимного перехода. Что отсутствует в интонации стихотворений Йоонас - это то, что несмотря на болезненность или горечь описываемого, интонация стиха совершенно свободна от эйфории или отчания, эта поэзия не романтизирует или драматизирует, она вызывает сопереживание, но трезвое сопереживание. Это, возможно, связано с тем, что, как говорит Балла, эта поэзия довольна близка к внутренней речи, это значит, что она не стремиться к коммуникативному воздействую ради риторических эффектов. В ней нет сентиментализма или открытости, это поэзия личная и интимная. Цитирую стихотворение, которым Ольга Балла заканчивает предисловие:
"Когда Йоонас говорит «я», это «я» - не биографическое: оно, скорее, экзистенциальное. Изнутри своих внимательно прожитых, единственных личных обстоятельств, с их помощью она говорит от имени человека вообще. Человека как части мира.
Я как человек
усыновленный животными
усыновленный растениями
усыновленный валунами посреди поля
усыновленный воздушным столбом высотой в десять километров
усыновленный безвоздушным пространством
туманностями и звездными скоплениями
всегда буду ребенком
донашивающим за старшими
представления
из которых они выросли".
Поэзия Ларисы Йоонас не является рафинированно сложной. Однако иногда она очень плотно упакована. Я покажу это на примере самого короткого стихотворения из книги:
Проблемы со сном аритмия соловьи не дают уснуть
сквозь закрытые глаза просачиваются миры
то ли совсем плохо то ли чудесно сладко
вот и вся жизнь не определиться аритмия это или соловьи.
Возможный перевод, близкий по смыслу:
Probleemid unega arütmia ööbikud ei lase uinuda
läbi suletud silmade imbuvad maailmad
on kas päris halb või imeliselt sulnis
ongi kogu elu ei saa aru on see arütmia või ööbikud.
(Вместо "аритмии" может быть "сердечная аритмия", но пусть пока будет это наименее лирически звучащее слово).
Это стихотворение вроде хайку, построено на простых противопоставлениях: стареющее больное тело - каждую весну возвращающееся прекрасное птичье пение, плохое самочувствие - утешительная красота, язык диагноза - поэтический язык и т.д. Это означает очень четкую шкалу с крайними точками. Еще интересно то, что - по крайней мере в моем представлении - вторая строка работает для всей конструкции "средством для снятия стресса", так как это здание из метафор не было бы слишком напряженным - это строка, можно сказать, не вписывается в систему. Это как раз нечто присущее поэзии Йоонас: она до последнего не размеренна, и это создает ощущение особой естественной свободы.
В последней строке метафора завершается, но при ближайшем рассмотрении, эта метафора многозначна, она говорит о многих вещах сразу: о том, что жизнь - бессонница, невозможность уснуть, и в то же время что жизнь не может быть определена, как плохая или прекрасная, примерно в том значении, что пока ты не решил, как оно есть, ты на самом деле жив. Это "вот и вся жизнь" - только вся жизнь может определить это, одновременно оставляя вопрос открытым, пока длится это сравнение. И еще немного об этой метафоре - у нее есть еще и второй этаж, который прорастает через противопоставление аритмии и соловьев, это в некотором смысле замена одного другим. Метафора, как известно, это сравнение в обе стороны: аритмия как соловьи (в страдании есть прекрасное), соловьи как аритмия (красота как некая угроза) при невозможности заснуть. Эта метафора заставляет нас задуматься о том, что из этого верно, и ответ такой: хотя это и невозможно (если аритмия, то не соловьи и наоборот), но верно и то, и другое. И это дает третье понимание определения жизни: жизнь - это когда и то и другое вместе, и невозможность одного и другого одновременно. Это ощущение, которое может быть прочувствовано с помощью многослойной метафоры. И это то, как работает метафизическая поэзия.
