троллейбус идет на восток: "Петровы в гриппе" А.Сальникова в "Гоголь-центре", реж. Антон Федоров
К сожалению, до того, как посмотрел спектакль, романа Алексея Сальникова не прочел, а теперь и вряд ли захочу (впрочем, электронным текстом на всякий случай разжился...) - опасаюсь разочароваться: насколько я понимаю, первоисточник более повествователен, внятен, и не факт, что это книге идет на пользу, хотя и не взялся бы утверждать наверняка. Изначально в выходных данных спектакля автором инсценировки числился Кирилл Серебренников, который сейчас книгу Сальникова сам экранизирует (весь киноматериал уже отснят), и опять же могу предположить, что градус фантасмагории фильма окажется пониже, чем у спектакля Антона Федорова - сейчас упоминание Серебренникова из программки исчезло. После камерного "Ревизора" в театре "Около дома Станиславского" -
https://users.livejournal.com/-arlekin-/4035493.html
- Антон Федоров впервые осваивает большую сцену, и как будто опасаясь недоложить, недосолить: большой, продолжительный (почти два с половиной часа на основной сцене - против часа с четвертью "Ревизора" на крошечной площадке la stalla в "Около") спектакль режиссер через край наполняет столь причудливыми образами, что вслед за маршрутами героев идет и голова. Сюжет, конечно, не исчезает вовсе, но коль скоро болезненное состояние обозначено изначально, в горячечном бреду он разжижается, и вместо последовательного изложения события закручиваются, повторяются, накладываются, взаимно прорастают, дополняют и опровергают, отменяют друг друга; путаются, смешиваются точки зрения на одни и те же происшествия; умножаются либо пропадают вовсе персонажи.
Первый эпизод, своего рода "пролог" - поездка главного героя с другом, трупом и подвыпившим водилой, которая происходит не в обычном катафалке, но... в троллейбусе: тут, в водительской кабине, уже собраны и обозначены и многие персонажи, которые снова проявятся впоследствии, и обрывочные сюжетные мотивы, далее не слишком-то проясняющиеся рационально, но проигрывающиеся подробнее. Затем троллейбус № 3 разворачивается на 90 градусов и вместо кабины открывается интерьером квартиры Петровых (художник Савва Савельев), а заодно и библиотеки, где работает жена (бывшая) Петрова с непроизносимым восточным именем-отчеством.
Вот "литературный кружок", который ведет Петрова для посетителей библиотеки раз в неделю - это ровно то, что надо: убойная сатира на провинциальную интеллигенцию, вернее, на мешанину, что у нее в головах вместо мозга, разума, памяти. Кроме того, библиотека - очень важный, если не ключевой в пространственной организации сюжета топос, коль скоро в болезненном, бредовом сознании героев мешаются Чуковский и Бродский, Гольбейн и мультики. Но еще нагляднее и универсальнее тут метафора троллейбуса как пространства одновременно и замкнутого, и все-таки общественного, и статичного (пассажиры его сидят или стоят), и движущегося (сам троллейбус куда-то едет), привязанного снизу к земле, но, в отличие от трамвая, не строго к заранее проложенной колее, а сверху, "рогами", к "проводам", чуть ли не к "небесам" (этот метафорический момент в спектакле явственно обыгрывается).
Возможно ли, нужно ли "расщеплять" образный строй спектакля, рационально его анализировать - большой вопрос. Зрелище моментально захватывает - но мне в какой-то момент и довольно быстро показалось, что при таком объеме концентрация чрезмерна, "температура" даже для состояния "болезни" слишком высока, практически несовместима с жизнью. Потому "синий троллейбус" начинает пробуксовывать, а последние полчаса, когда главный герой Петров-Семен Штейнберг буквально сойдет со сцены, но действие продолжится и еще надолго, дались мне, признаться, с трудом. Ну и элемент манипуляции, эксплуатации, порой весьма грубой - "раздвоение" сына Петровых (его ипостаси играют одновременно два мальчика), детская массовка "зайчиков" на "елке" к финалу, спекулятивная сентиментальность, связанная с линией жены Петрова - лично меня напряг.
Вместе с тем, однозначно, в "Петровых..." масса точно выловленных и ловко, живо скомпилированных Алексеем Сальниковым (даже безотносительно к сюжету) речевых - особенно если сравнить с мертворожденными, вымученными стилизациями Владимира Сорокина - а также предметных, пластических деталей-"архетипов" (ну вот хотя бы реплика "Брыльска, Брыльска!" - с характерным жестом, поправляющим столь же характерную меховую шапку: абсолютное же попадание!), по которым абсурдная, фантасмагорическая реальность спектакля опознается как знакомая и родная. Помимо Семена Штейнберга, чей персонаж отчаянно и безнадежно цепляется за остатки здравого смысла, и Яны Иртеньевой-Петровой, наиболее "реалистичной", "психологичной" героини среди прочих, в ансамбле каждый без исключения на своем месте, начиная с Розы Хайруллиной в привычном для нее, но здесь как никогда уместном амплуа некоего "абстрактного" персонажа вне пола, возраста, да и вне сюжета (пускай условного), но с репликой-рефреном про "супчик" как лекарство от всех болезней и, видимо, от жизни заодно; заканчивая Ильей Ромашко в образе "деда Мороза", он же переросток Саша, незадачливый поэт и жених; а также Михаил Тройник и Евгений Харитонов - два Игоря (отмороженный друг Петрова); и Артем Шевченко - его Сергей, сочиняющий про Петрова роман, где слесарь Петров оказывается влюбленным в другого мужчину, вообще, похоже, завис не просто между реальностью и бредом, но между миром живых и миром мертвых; колоритный Сергей Муравьев - водитель идущего по кругу в никуда троллейбуса-катафалка, он же Снеговик; наконец, многочисленные второстепенные, но необычайно яркие, знаковые, гротесковые до пародии, до карикатуры, но остающиеся абсолютно узнаваемыми социальные типажи кондукторши, врачихи и т.п. - возрастные женские персонажи в исполнении Ирины Выборновой, Людмилы Гавриловой, Ирины Рудницкой.
"Петровы в гриппе" точно фиксируют состояние и актуальное, и вневременное - нездоровья физического, не говоря уже про безумие, утрату связи с реальностью - в котором существует эта страна и ее население сейчас и всегда. Другое дело, что остроумной, изобретательной и занимательной, а нередко и по-настоящему веселой, смешной констатацией факта (не то чтоб сенсационного, доселе неизвестного...) дело ограничивается - в чем навороченные "Петровы..." обнаруживают сходство с "окольным" камерным "Ревизором". Если, правда, не считать весьма практичного пассажа из предуведомительной лекции Валеры Печейкина, перед спектаклем вспоминающего про свое школьное изложение на соответствующую тему:
"Основным источником гриппа является человек. (...) Уничтожайте источники гриппа!".
Рецептов от театра, понятно, я не жду - тем более что все запущено и вряд ли излечимо... - но хотя бы формально некое рациональное начало (пусть не воплощенное в конкретном персонаже - но от автора, от режиссера присутствующее в структуре спектакля...) не помешало бы для контраста, чтоб окончательно не поддаться мороку вируса, он ведь, как ни парадоксально, в своем иррационализме до некоторой степени даже обаятелен, ну или по крайней мере привычен, опознается как родной (а не как случайно откуда-то издалека занесенная инфекция) и уже не пугает, отторжения не вызывает, иммунитет не вырабатывает - а это, в общем, отвратительно, как минимум печально, и уж определенно совсем не весело.
https://users.livejournal.com/-arlekin-/4035493.html
- Антон Федоров впервые осваивает большую сцену, и как будто опасаясь недоложить, недосолить: большой, продолжительный (почти два с половиной часа на основной сцене - против часа с четвертью "Ревизора" на крошечной площадке la stalla в "Около") спектакль режиссер через край наполняет столь причудливыми образами, что вслед за маршрутами героев идет и голова. Сюжет, конечно, не исчезает вовсе, но коль скоро болезненное состояние обозначено изначально, в горячечном бреду он разжижается, и вместо последовательного изложения события закручиваются, повторяются, накладываются, взаимно прорастают, дополняют и опровергают, отменяют друг друга; путаются, смешиваются точки зрения на одни и те же происшествия; умножаются либо пропадают вовсе персонажи.
Первый эпизод, своего рода "пролог" - поездка главного героя с другом, трупом и подвыпившим водилой, которая происходит не в обычном катафалке, но... в троллейбусе: тут, в водительской кабине, уже собраны и обозначены и многие персонажи, которые снова проявятся впоследствии, и обрывочные сюжетные мотивы, далее не слишком-то проясняющиеся рационально, но проигрывающиеся подробнее. Затем троллейбус № 3 разворачивается на 90 градусов и вместо кабины открывается интерьером квартиры Петровых (художник Савва Савельев), а заодно и библиотеки, где работает жена (бывшая) Петрова с непроизносимым восточным именем-отчеством.
Вот "литературный кружок", который ведет Петрова для посетителей библиотеки раз в неделю - это ровно то, что надо: убойная сатира на провинциальную интеллигенцию, вернее, на мешанину, что у нее в головах вместо мозга, разума, памяти. Кроме того, библиотека - очень важный, если не ключевой в пространственной организации сюжета топос, коль скоро в болезненном, бредовом сознании героев мешаются Чуковский и Бродский, Гольбейн и мультики. Но еще нагляднее и универсальнее тут метафора троллейбуса как пространства одновременно и замкнутого, и все-таки общественного, и статичного (пассажиры его сидят или стоят), и движущегося (сам троллейбус куда-то едет), привязанного снизу к земле, но, в отличие от трамвая, не строго к заранее проложенной колее, а сверху, "рогами", к "проводам", чуть ли не к "небесам" (этот метафорический момент в спектакле явственно обыгрывается).
Возможно ли, нужно ли "расщеплять" образный строй спектакля, рационально его анализировать - большой вопрос. Зрелище моментально захватывает - но мне в какой-то момент и довольно быстро показалось, что при таком объеме концентрация чрезмерна, "температура" даже для состояния "болезни" слишком высока, практически несовместима с жизнью. Потому "синий троллейбус" начинает пробуксовывать, а последние полчаса, когда главный герой Петров-Семен Штейнберг буквально сойдет со сцены, но действие продолжится и еще надолго, дались мне, признаться, с трудом. Ну и элемент манипуляции, эксплуатации, порой весьма грубой - "раздвоение" сына Петровых (его ипостаси играют одновременно два мальчика), детская массовка "зайчиков" на "елке" к финалу, спекулятивная сентиментальность, связанная с линией жены Петрова - лично меня напряг.
Вместе с тем, однозначно, в "Петровых..." масса точно выловленных и ловко, живо скомпилированных Алексеем Сальниковым (даже безотносительно к сюжету) речевых - особенно если сравнить с мертворожденными, вымученными стилизациями Владимира Сорокина - а также предметных, пластических деталей-"архетипов" (ну вот хотя бы реплика "Брыльска, Брыльска!" - с характерным жестом, поправляющим столь же характерную меховую шапку: абсолютное же попадание!), по которым абсурдная, фантасмагорическая реальность спектакля опознается как знакомая и родная. Помимо Семена Штейнберга, чей персонаж отчаянно и безнадежно цепляется за остатки здравого смысла, и Яны Иртеньевой-Петровой, наиболее "реалистичной", "психологичной" героини среди прочих, в ансамбле каждый без исключения на своем месте, начиная с Розы Хайруллиной в привычном для нее, но здесь как никогда уместном амплуа некоего "абстрактного" персонажа вне пола, возраста, да и вне сюжета (пускай условного), но с репликой-рефреном про "супчик" как лекарство от всех болезней и, видимо, от жизни заодно; заканчивая Ильей Ромашко в образе "деда Мороза", он же переросток Саша, незадачливый поэт и жених; а также Михаил Тройник и Евгений Харитонов - два Игоря (отмороженный друг Петрова); и Артем Шевченко - его Сергей, сочиняющий про Петрова роман, где слесарь Петров оказывается влюбленным в другого мужчину, вообще, похоже, завис не просто между реальностью и бредом, но между миром живых и миром мертвых; колоритный Сергей Муравьев - водитель идущего по кругу в никуда троллейбуса-катафалка, он же Снеговик; наконец, многочисленные второстепенные, но необычайно яркие, знаковые, гротесковые до пародии, до карикатуры, но остающиеся абсолютно узнаваемыми социальные типажи кондукторши, врачихи и т.п. - возрастные женские персонажи в исполнении Ирины Выборновой, Людмилы Гавриловой, Ирины Рудницкой.
"Петровы в гриппе" точно фиксируют состояние и актуальное, и вневременное - нездоровья физического, не говоря уже про безумие, утрату связи с реальностью - в котором существует эта страна и ее население сейчас и всегда. Другое дело, что остроумной, изобретательной и занимательной, а нередко и по-настоящему веселой, смешной констатацией факта (не то чтоб сенсационного, доселе неизвестного...) дело ограничивается - в чем навороченные "Петровы..." обнаруживают сходство с "окольным" камерным "Ревизором". Если, правда, не считать весьма практичного пассажа из предуведомительной лекции Валеры Печейкина, перед спектаклем вспоминающего про свое школьное изложение на соответствующую тему:
"Основным источником гриппа является человек. (...) Уничтожайте источники гриппа!".
Рецептов от театра, понятно, я не жду - тем более что все запущено и вряд ли излечимо... - но хотя бы формально некое рациональное начало (пусть не воплощенное в конкретном персонаже - но от автора, от режиссера присутствующее в структуре спектакля...) не помешало бы для контраста, чтоб окончательно не поддаться мороку вируса, он ведь, как ни парадоксально, в своем иррационализме до некоторой степени даже обаятелен, ну или по крайней мере привычен, опознается как родной (а не как случайно откуда-то издалека занесенная инфекция) и уже не пугает, отторжения не вызывает, иммунитет не вырабатывает - а это, в общем, отвратительно, как минимум печально, и уж определенно совсем не весело.