Category: животные

Category was added automatically. Read all entries about "животные".

маски

судьба всегда гладит нас против шерсти: "Дни Савелия" Г.Служителя в РАМТе, реж. Марина Брусникина

Несколько лет назад Марина Брусникина в РАМТе поставила спектакль про собаку - ее "Лада" оправдала с лихвой авторский подзаголовок "... или Радость", до сих пор имеет чрезвычайный зрительский успех и только у некоторых вредоносных индивидов типа меня вызвала вопросы в связи с несоответствием, стилистическим диссонансом между простодушным режиссерским решением сюжета и сложной, многослойной "текстурой" интеллектуально-постмодернистской прозы Тимура Кибирова:

https://users.livejournal.com/-arlekin-/2733300.html

К новой постановке Марины Брусникиной про кота вопросов нет и не может быть: спектакль "Дни Савелия" на сто процентов адекватен (считайте, если угодно, конгениален...) первоисточнику Григория Служителя: фельетонный юмор, сентиментальность дамского романа и нехитрые философические обобщения книжки на иммерсивно-променадный театральный формат легли, будто специально под него сразу выписаны. Заодно в год 100-летия РАМТа превосходно освоено внутреннее и прилегающее несценическое и, казалось бы, "несценичное" пространство - в придачу к основному двору, где уже играется с некоторых пор "Зобеида" Олега Долина -

https://users.livejournal.com/-arlekin-/4081252.html

- и куда Марина Брусникина поместила центральные события инсценировки, задействован еще один маленький "технический" дворик, а также парадная лестница вместе с фойе и "белая комната" с внутренними окнами, через которые в финале можно наблюдать посмертное воссоединение пары возлюбленных героев.

Повествование у Григория Служителя привязано к очень конкретным (вплоть до точных номеров домов) московским топосам, преимущественно басманно-лефортовских окрестностей: начинается история в Шелапутинском переулке (кстати, близ театра СТИ, где писатель-дебютант состоит в труппе, являясь одним из ее "основоположников" в том смысле, что выпускался именно с того курса Сергея Женовача, который и составил костяк будущей Студии... так что немного удивительно, почему в СТИ не взялись, не схватились за столь выигрышный литературный материал раньше...) и возле Сыромятнического гидроузла, далее перемещается от Яузы ближе к центру и заканчивается на Покровке-Маросейке. Актеры РАМТа за время спектакля (продолжительность 2 часа) поводят зрителей кругами, дав шанс ощутить буквально на собственной шкуре тяготы и лишения, выпадающие на долю бездомных котов (я и в достаточно теплый по октябрьским меркам день чуть к стулу не примерз - каково же на вечерних показах? впрочем, следующие планируются только весной). Животных и людей играют одни и те же актеры - в одной и той же технике, что принципиально и опять же точно по отношению к первоисточнику, разделяющему все сущее не по биологическим видам, но по характерам и взглядам на жизнь... - сравнительно небольшой ансамбль, кроме Виктора Панченко, выступающего за героя-рассказчика, сменяет по ходу множество антропо- и зооморфных "масок" разной степени гротесковости, не только, между прочим, кошачьих, но и собачьих, и птичьих - не скрою, мой фаворит в этом зоопарке однозначно попугай Игги, второй (точнее, первый хронологически) домашний любимец одной из хозяек Савелия, торчащий из окна внутреннего двора (восхитительный Алексей Блохин) и на весь мир дурным голосом беспрестанно вопящий "придурррррки!!!!", а также любящий барочную музыку, через которую (пытался Баху подпевать) и погибающий от рук, то бишь от лап все того же Савелия.

Однако убийство мерзкой, а все-таки безвинной по большому счету птички не снижает градус любви автора, исполнителя, режиссера и публики к рассказчику - Савелию и самому приходится нелегко, его кастрировали, он потерял глаз и клыки, но побитый и увечный, все-таки нашел (валерьянка исцелила его по крайней мере как самца) свою любовь, потом снова потерял, но тут уж ничего не поделаешь, скоро все отмучаемся, а встретимся снова, может, в верности, зато уж насовсем, хмуриться не надо... Вообще зло по "Дням Савелия" растворено в гомеопатических дозах и служит скорее лекарством, а то и приятно-острой приправой к паточной сладости рассказа, представлено абстрактно-безликими фигурами (например, тенью какого-то безымянного негодяя, искалечившего Савелия ни за что ни про что...), тогда как добро и персонифицировано, и по именам названо: люди и звери, уверяет режиссер с актерами вслед за автором, почти сплошь хорошие, добрые, готовые прийти на помощь котам и друг другу существа, будь то гастарбайтеры-нелегалы или близнецы-пенсионеры, дети или собаки... Триумф доброй воли - парковый (в саду им. Баумана, где Савелий и его возлюбленная Грета обретают на время дом-"шато") праздник с общей (танцуют все! и зрители с большой охотой!!) дискотекой под Стаса Михайлова. Ну коль скоро доходит дело до Стаса Михайлова, а потом сюжет разворачивается в сторону тяжелой болезни, разлуки и воссоединения в вечности (умирающая кошечка - это ж похлеще больного ребеночка драматургический прием!) - устоять перед такой эмоциональной манипуляцией невозможно, даже если осознанно ей сопротивляешься - я пытался и задним числом продолжаю, но... поддаться легче.
маски

коронованные насекомые: "Жуки и гусеницы. Насекомая культура 1920-40-х гг." в Галерее на Шаболовке

Там на ином, невнятном языке
Поет синклит беззвучных насекомых,
Там с маленьким фонариком в руке
Жук-человек приветствует знакомых.

Погибая в неравной борьбе с тараканами, невообразимо расплодившимися после того, как буквально через стену от меня обосновались на месте прежних промтоварного, обувного и аптеки аж два (!) продовольственных магазина, я при всем желании не могу, конечно, воспринимать заявленную организаторами выставки тему исключительно в историко-культуролого-эстетическом ключе... Но пытался сосредоточиться на самоценности экспонатов и на кураторской мысли, отвлекаясь от моих собственных скорбных, в сравнении с мировой революцией ничтожных дел. Выставка действительно очень интересная, хотя основополагающая ее идея не то что надуманная, а я бы сказал, придуманная - но придумана она хорошо, и реализована увлекательно, пускай идеология проекта излишне довлеет над "контентом" и структурой, подоплека слишком очевидна, однозначна - таков взгляд кураторов на историю, и не только историю искусства. Я его, теоретически, в известной степени готов бы и разделить, просто в музее ищу не подтверждения общеизвестным (при том что в нынешних стандартах как бы и рискованным) понятиям, а чего-то, наоборот, малознакомого, проще сказать, открытий. По части открытий - художественных ли, идейных... - на "Жуках и гусеницах" негусто, но в целом затея стоящая.

Кураторы сознательно берут в качестве точки отсчета заведомо "маргинальный" сюжет - и отталкиваясь от образа насекомого в культуре (и в изобразительном искусстве, и в литературе, театре... в областях, где искусство соприкасается и пересекается с научным знанием, считая и узко-специальную область энтомологии, тоже), прослеживают, как менялись подходы к изображению и восприятию насекомых (условных и аллегорических персонажей в первую очередь, разумеется) от конца 19го века и "модерна" начала 20го до раннесоветского авангарда и сталинского "неоклассицизма". Впрочем, не все так однозначно именно с изображениями. История, рассказанная на выставке (больше, чем показанная - с этим тоже есть проблемы у кураторов, концепция просчитана, а наполнить ее достойным и убедительным "материальным" содержанием удалось лишь отчасти), начинается с коронации Александра Третьего и устроенного в честь празднеств по ее случаю, среди прочего, балета с "шествием жуков" (там, правда, судя по эскизам, и лягушки тоже маршировали...): картинки веселые, но вот в плане художественном ничего из себя экстраординарного не представляющие - причем архитектором постановки выступил тогда, между прочим, молодой Федор Шехтель. К периоду рубежа веков относится также набор сатирических открыток "Коронованные насекомые", где в образе шести-, а заодно и восьминогих (здесь и далее, кстати, пауки у кураторов проходят по "насекомой" классификации, а мне сдается, что пауки принадлежат другому, особому классу членистоногих - паукообразным... насекомыми же считаются лишь шестиногие... или я ошибаюсь?..) предстают император Франц Иосиф и другие, понятно, "вражеские" монархи предвоенных (Первая мировая имеется в виду) лет. Вообще сатира того периода (да и потом, наверное, но дальнейшее за хронологическими рамками проекта) охотно использует символику насекомых, даже в названиях изданий, особенно тех, кто обладают жалом - осы, оводы - либо способны издавать некие звуки, привлекать внимание - сверчки...

Ясно, что на рубеже 1910-20-х в стране, где идет гражданская война, насекомые из символов превращаются в реальность, причем отнюдь не располагающую к умилению или улыбке. Некоторое время назад я уже прикоснулся к теме в этом аспекте благодаря экспозиции "Насаждение народного здравия" в Музее медицины при институте им. Семашко, где своего рода "эпиграфом" к коллекции санитарных агитплакатов служили произнесенные на Съезде Советов В.И.Лениным слова - "Или вши победят социализм, или социализм победит вшей" -

- здесь они тоже вспоминаются, и в том же контексте, но чуть более широком: помимо вшей как физической реальности, данной в ощущениях, на плакатах (значительнейших мастеров этого направления - Дмитрия Моора, Михаила Черемных) возникают и другие образы аналогичного плана, но использованные опять-таки в качестве метафор, и особенно паук (я сознаю, что в рамках темы, заданной кураторами, это неважно - однако ж не насекомое он!!): "Голод-паук душит крестьянство России"... С другой стороны, насекомые как атрибут уходящих в прошлое мерзостей начала 1920-х и чуть позже служат для наглядной агитации за "новый" мир против "старого": "Бог предполагает - ОСОАВИАХИМ располагает" и т.п., в виде пауков изображаются попы на карикатурах "безбожных" журналов. Ну и странно было б обойти вниманием "Клопа" Маяковского - жаль, что эскизов Кукрыниксов к первой, "современной" части спектакля Мейерхольда кураторы не добыли и ограничились набросками костюмов для второй, действие которой происходит в воображаемые коммунистические 1970-е (эскизы футуристических "комбинезонов" Родченко очень занятны, однако к теме выставки прямого отношения не имеют, что лишь отчасти компенсируется страницами из периодических изданий с публикациями, посвященными "Клопу", и полиграфией непосредственно к спектаклю со стишками-речевками автора пьесы: "У кассы хвост и в театре толпа, но только не злись на шутки насекомого про тебя и про твоего знакомого" или "люди хохочут и морщат лоб в театре Мейерхольда на комедии "Клоп").

Первостепенное (по объему как минимум) место на выставке занимает образ насекомого в литературе - особенно поэзии и книг для детей - тема раскрывается с разных сторон: упоминается и "Превращение" Кафки, но акцент сделан на изданиях все-таки детских и сказочных, начиная с "Пчелки Майи" Вольдемара Бонзельса, моим ровесникам более известной по мультсериалу с песенкой в исполнении Карела Готта - на русском "Пчелка Майя" успела выйди аккурат в 1914 году, в 1923 была переиздана и затем попала под запрет как "монархическая пропаганда". Традицию подхватили советские авторы, причем тоже не без "пропаганды", но уже соответствующей идеологической, а заодно и научно-популярной направленности: про "Необыкновенные приключения Карика и Вали" Яна Ларри я тоже, если честно, знаю благодаря фильму с Василием Ливановым, а о Владимире Брагине, аналогичная книжка которого "В стране дремучих трав" на долгий срок (по меньшей мере тот же, что получил от православных гестаповцев и отсиживал в русском концлагере Ян Ларри) "заменила" русскоязычной детской аудитории Карика и Валю, только на выставке и услыхал впервые. "Насекомая литература" оказалась на удивление богата - начиная с будто бы "наивных" стихов "обэриутов", заканчивая официозной политической сатирой.

Последний раздел выставки целиком посвящен литературе и состоит из распечаток текстов - стихотворных, прозаических, эссеистических. Но честно говоря, от этого раздела есть ощущение, что тексты подбирали, забивая в интернет-поисковики виды насекомых, чисто механически, отсекая то, что не вмещается в заданную хронологию (а почему, собственно? я думаю, в поэзии 19-го и первого десятилетия 20-го вв. образы насекомых встречаются не реже...): группировки никакой, Леонид Липавский соседствует с Демьяном Бедным, Андрей Платонов с Верой Инбер, а заодно и Мандельштам - нарочно, положим, но это ж ничего не объясняет... Причем "Мы живем под собою не чуя страны..." - и упомянутые там "тараканьи усища".... - выделено особо и помещено в другой контекст: подобрали газетные статьи, и передовицы, лично Сталиным или Молотовым подписанные, и официозных публицистов типа Д.Заславского, где сравнения из мира насекомых используются для изобличения троцкистско-фашистских "буржуазных вредителей"; само собой, "Тараканище" Чуковского тоже не забыто, хотя соответствующие подтексты туда вчитываются скорее задним числом, этак и в "Муху-Цокотуху" недолго заложить "пророчества"...

Помимо идеологической, на грани агитки, составляющей, впечатление от выставки лично мне подпортили и дизайнерские ухищрения - по большей части, на мой взгляд, ненужные; то есть в качестве самодостаточных экспонатов здоровенный муляж гусеницы или банка с "заспиртованными" кузнечиками, не говоря уже о ящиках с фрагментами собственно энтомологических коллекций, здесь вряд ли годятся, а просто как декоративный элемент и "для количества" это лишнее... спрашивается, "за что погибли мухи?!". С другой стороны, очень к месту, помимо всего прочего, тут образчики декоративно-прикладного искусства и предметы вполне утилитарные, но "дизайнерским" решением осваивающие те же "насекомые" мотивы, что детская литература или политическая сатира: к примеру, пудреницы "Божьи коровки" по эскизам скульптора Ариадны Арендт, 1940-е. Хороши и акварели Антонины Ватагиной - насколько я понимаю, созданные не из эстетических соображений и личного интереса художницы, но по заказу профильных музеев, Дарвиновского либо Зоологического... - где представители мира насекомых изображены подробно и настолько крупно, что жуки и бабочки на них больше напоминают сюрреалистические абстракции, этакие "пятна Роршаха". К сожалению, высокохудожественных, да и каких-либо произведений изобразительного искусства на выставке раз-два и обчелся, и те скорее из разряда "что обнаружилось под рукой": "сюрреалистические" фотографии Бориса Смирнова (однокашника Даниила Хармса); акварель Льва Бруни "Бабочка" сер 1920-х (из собрания Романа Бабичева); любопытный и малоизвестный Альберто Санчес, испанский эмигрант в СССР - пара его эскизов к "насекомым" костюмам и маскам для спектакля Александра Таирова "Чертов мост" по А.Н.Толстому в Камерном театре; наконец, аллегорическая зарисовка "Ловля необыкновенных мотыльков" Ф.Семенова-Амурского, 1940. Так что литературная, текстовая составляющая выставки, по факту, и богаче, и тематически логичнее, при всей очевидной произвольности в выборе материала, будь то "ужасы" из эссеистической прозы Липавского -

"Дождевой червяк, разрубленный надвое, расползается в разные стороны. Это в высшей степени непристойно" -

- (и снова, если дальше "научно" придираться, то дождевой червяк - не насекомое....) или юмор (но тоже двусмысленный...) Николая Олейникова:

Лев рычит во мраке ночи,
Кошка стонет на трубе,
Жук-буржуй и жук-рабочий
Гибнут в классовой борьбе.

Все погибнет, все исчезнет
От бациллы до слона -
И любовь твоя, и песни,
И планеты, и луна.

И блоха, мадам Петрова,
Что сидит к тебе анфас, -
Умереть она готова,
И умрет она сейчас.



Ф.Семенов-Амурский "Ловля необыкновенных мотыльков"
маски

туда, на бой, на торг, на рынок

Впервые посетил "Центральный рынок" после того, как в его недостроенном здании на Трубной площади у Рождественского бульвара "Мастерская Брусникина" пять лет назад играла спектакль-перформанс Андрея Стадникова "СЛОН": на неровный забетонированный пол капала в лужи с недоделанной кровли вода; в лютом холоде нас возили на каталках, откуда я чуть было не свалился; перформативные эпизоды состояли из перетаскивания и перекладывания железных скоб, казавшихся бесконечными; в драматических звучал текст "Психоза" Сары Кейн, цитировались фильмы Бертолуччи и Полански, вспоминали Прокофьева и Бетховена - и кстати, тогда было дико присутствовать на спектакле в масках (выдавали респираторы от строительной пыли) -

https://users.livejournal.com/-arlekin-/3303518.html

- а ныне совсем другая музыка, другая картина, другие дела, вплоть до оптического эффекта в небе над Бульварным кольцом, заставляющего думать о вероятности десанта инопланетных пришельцев.



маски

Веретьево

Подобно храброму Ван-Гугену из новеллы Бориса Житкова, могу долго, чуть ли не годами о каком-нибудь месте думать, планировать, даже собираться - зная, что никогда там не окажусь... А про Веретьево буквально неделю назад впервые услышал - и вдруг туда попал, хотя не ближний свет, конец Московской области, без пробок и остановок около двух часов езды! Место явно "раскручивается" и не пустует - даже по понедельникам, но честно говоря, прелестей ночевки там я не догоняю (впрочем, и не пробовал, и не хотел), а вот заглянуть на несколько часов, походить, оценить "креатив" - пожалуй, да, стоило, при всех возможных сомнениях.

Попали даже на "ферму" - это отдельная территория, с противоположной стороны дороги от "арт-усадьбы" собственно, и тоже немаленькая, там живут олени разных видов, а также всякая живность типа домашней птицы; с оленями можно погулять в вольере, они, конечно, симпатичные, но аттракцион "в гостях у Бэмби" мне подпортили злоебучие слепни, которые не оставляют в покое ни на секунду, норовят забраться буквально в трусы (совсем как иные театральные деятели), ну и большинство разновидностей оленей от жары попрятались, так что от посещения "фермы" впечатления у меня смутные, к тому же я там устал дико.

Усадьба же располагается на территории бывшего пионерского лагеря и мне как ветерану пионерии особенно любопытен был "креатив" по освоению пионерской мифологии (так или иначе она предпочтительнее "свадеб с гусарами" и тому подобного общепринятого ныне военно-православного энтертеймента!) через формат премиального буржуйского спа - а надо понимать, что дизайнерские "домики" вожатых и проч., не говоря уже о стилизованных и иронических арт-объектах ("бывший памятник Павлику Морозову", от которого будто бы лишь обугленные ступни сохранились; статуи Аленушки над прудом и картонные фигурки персонажей советских мультиков, прислоненные к деревьям; парковка "Тимуровцы" и скворечник с надписью-цитатой "дом свободен, живите кто хотите" из "Простоквашино", гигантский, наконец, монумент Чебурашке у реки; плюс соответствующий тематический "мерчандайзинг") лишь декорируют рекреационную среду вполне типичного современного загородного пансионата, с баней (мы даже заглянули походя в эту "парнушку", как она тут называется, застали там разгоряченную компанию, впрочем, относительно дружелюбную), катанием на лодках, мини-пляжем и проч. Ресторан, между прочим, закрывается в девять - раньше, чем в пионерлагере трубили отбой! И еще у нас в лагере раннеперестроечного периода (я всего раз сподобился, мне хватило) была не только линейка утром, но и вечером дискотека, обязательная (!) для посещения - "Веретьево" же, вопреки ленинским, коммунистическим идеалам, делает упор на частную жизнь и отдых либо индивидуальный, либо небольшими компаниями.

С этой точки зрения "парнушка" стоит Чебурашки, как едва ползающие - разжиревшие от переедания и лени - свободно по территории усадьбы кролики стоят маралов, муфлонов и прочих "бэмби" на "ферме" в комплекте со слепнями. Самое же притягательное на мой личный вкус здесь - "тропа Александра Бродского", открытая, кстати, совсем недавно, пару недель как всего: мостки, проложенные архитектором-дизайнером над зарослями и болотцами, с подсветкой, особенно увлекательно по ним гулять впотьмах, после заката, это уже почти театр (ощутил себя внутри гениальной "Вещи Штифтера" Хайнера Геббельса - но там среда воссоздается средствами театральной машинерии, а тут все натуральное!), благо в закутках открываются небольшие строения, выгородки, будочки (тоже нависающие над землей или водой с цветущими кувшинками), типа "приюты отшельников", с книжными полками и небольшими лежанками, но, полагаю, все в том же буржуазном формате, арендованными платежеспособными "пустынниками" за отдельные и вряд ли маленькие деньги. Вход на территорию по будням, к счастью, бесплатный (не считая фермы), спасибо и на том.

( Collapse )
маски

телевизора-то у вас нет: "Не горюй!" в театре Около дома Станиславского, реж. Юрий Погребничко

Полное название спектакля на текущий момент - "Не горюй, заяц!", но до официальной премьеры еще больше трех недель и оно может двадцать раз поменяться, как поменялось сегодня, когда его сыграли под замену, так что даже программку в последний момент переписывали. Когда-то, насколько я знаю (но уже не помню... смысле - не застал его и не видел), в театре "Около" шел спектакль-диптих "Советская пьеса" по той же самой одноактной драме Семена Злотникова "Два пуделя" (вернее, по двум пьесам, и это была одна из них), но пьесу "про собак" знаю хорошо, в 90-е она, рассчитанная на двух возрастных актеров, была востребована антрепризами (я смотрел вариант с Ириной Алферовой и Львом Дуровым), впервые же, если не путаю, в рамках триптиха "Надежды маленький оркестрик" ее поставил в начале 1980-х Сергей Арцибашев на Таганке (и удивительно, однако спустя много лет, тоже в антрепризном варианте, я и эту "тройчатку" успел поглядеть!!). В постановке Юрия Погребничко, впрочем, основа Семена Злотникова опознается с бОльшим трудом, зато каждую минуту из "50 и 1" (таков официальный хронометраж действия) узнаваема эстетика "Около".

Огороженный проволокой (и чуть ли не колючей лагерной по обыкновению) заснеженный дворик по факту представляет собой огромную, потенциально двуспальную перину, похоже, давно не использованную "по назначению", но просто от времени пришедшую в ветхость, негодность, с вылезающим из разорванного покрытия "снежным" пухом, и с недвусмысленно из-под нее, словно из-под сугроба, торчащими лагерными ватниками. Когда-то, но очевидно, что тоже не вчера, поблизости случился новый год, но время тут обиделось на всех, о былом празднике напоминает обрывок электрогирлянды и сбитая с макушки отсутствующей елки, сваленная в помойку "рубиновая" звезда, возле которой, как если б над пионерским костром (от пионера гипсового паркового, впрочем, остались лишь обрубки ног на постаменте - "статуя"-фетиш, постоянный элемент оформления почти всех спектаклей театра), греют руки не очень юные персонажи. В срочно переписанной программке они указаны по именам (совпадающим с именами актеров-исполнителей), но на сайте еще остались их "настоящие" обозначения - Японка (Элен Касьяник), Заяц (Алексей Чернышев), Дворник (Юрий Павлов), Два медведя, Ежик... а также Лыжница и Фигуристка (из которых первая лыжи несет на весу, а вторая катается вокруг дворового сугроба-драной перины на роликах).

Разумеется, Дворник, "подыгрывая" себе на снегоуборочной лопате, напевает бардовские песенки (про снег, про снег...); а Ежик - пока на задней стене возникает его графический двойник из мультика Юрия Норштейна - читает стихи Бориса Рыжего, "как хорошо мы плохо жили" и т.п. Внутри пьесы Злотникова тоже обнаруживаются, разрастаются "рефрены", дополненные письмами от заведующей литературной части к драматургу и саркастичными в адрес завлита филиппиками. Плоская мелодраматическая сценка Злотникова с участием жителей многоэтажек спального района - Японки в кимоно и Зайца в ушастой шапочке для детского утренника - пренебрегая риском штрафа, выгуливающих домашних пуделей в неположенном месте, и обсуждающих возможную собачью случку с пристрастием и надрывом, более подобающими вопросу обустройства собственной личной и семейной жизни ("порода у нас хорошая", но она интеллигентка и у нее Чапа, он работяга и у него Даккар, вместе им не сойтись), прорастает меланхолией козловских сказок о Ежике и Медвежонке, усиленной грустью-печалью, исходящей непосредственно от Юрия Погребничко; Рыжий и Набоков, а также цитаты из дореволюционной грамматики Смирновского (включая и хрестоматийный эпиграф, взятый оттуда Набоковым к "Дару": "Россия - наше отечество. Смерть неизбежна"), плюс, вместо отсутствующего у героини-интеллигентки телевизора - "ящик" в буквальном смысле, сколоченная из досок магазинная тара, из которой Зайцу транслируют "Семнадцать мгновений весны" - идеальный рецепт "каши из топора", дежурного блюда "Около": каша со вкусом изготовлена, хотя топор, как водится, малость недоварился.
маски

"Храм настоящего. Соло для осьминога", Vidy-Lausanne-Rimini Protokoll-ShanjuLab, реж. Штефан Кэги

На самом деле по факту это никакое не соло - всю дорогу женщина мудрует над заключенным в аквариуме головоногим, типа она с ним в диалоге, но в действительности она ему то Рильке через стекло читает, то, засунув в воду руки, дергает за щупальцы. Предполагается, что осьминог доволен и тетке "подыгрывает" - однако, хотя у него много сердец и еще больше присосок, сомневаюсь, что, во-первых, так легко развести его на Рильке, а во-вторых, что кому-то понравится, если его руками без спроса трогать, тетку саму бы подергать за титьки, декламируя Рильке, и поглядеть, понравится ей или нет, особенно в свете фемоптики и новой этики.

При том формат спектакля вроде как любопытен - только одно дело па де де с экскаватором, где перформер выступает на пару с машиной, ну или какие-нибудь опыты по драматическому взаимодействию человека с компьютерными и компьютерными программами, а другое, терзать какое-никакое, но живое существо, и пусть я совсем не "зоозащитник", и вообще против эко-активистов (эко-террористов, сказал бы даже), но по мне "эксперимент", представленный Штэфаном Кэги, сродни цирковым шоу, где братья Запашные таскают за хвосты тигров, с той разницей, что хищная кошка хотя бы теоретически способна откусить мучителю голову, а осьминог мало того физически беззащитен, так от его имени еще и всякую идейную хуйню человеческими словами на разных языках озвучивают! Самое же смешное, что я вспомнил, как несколько лет назад Штэфан Кэги ("Римини Протокол") участвовал на площадке Театра Наций (вот уж где любят без спроса руками хватать кого ни попадя!) с театрализованной дискуссии "Магазин идей", которую вел Константин Богомолов, по обыкновению провоцировавший ход разговора (а это он умеет и с годами только усовершенствовал мастерство...), сбивая его на всякие экстремальные обочины; вот там среди прочих всплывал замысел спектакля с медузами -


- еще и потому ассоциация пришла на ум, что осьминога в "Храме настоящего" сравнивают с медузой (чуть ли не сам себя он и сравнивает, хе-хе!). В остальном - форматный спектакль, довольно эпигонский по отношению к открытиям, к примеру, Хайнера Геббельса. Соработники Кэги по проекту - Юдит Загурски и Наташи Кёттель (последняя, если я правильно понял, как раз и распускает свои липкие щупальца в аквариуме...) - то ли актуальные художницы, то ли зоотехники; впрочем, к животным лично я бы таких "артисток" на пушечный выстрел не подпускал; а на сцене пусть делают, что в голову взбредет, если еще и смотреть находятся охотники.
маски

не все коту похмелье: "Бальзаминов" А.Островского, Воронежский камерный театр, реж. Михаил Бычков

Про взаимосвязь и цельность спектаклей Михаила Бычкова можно порассуждать отдельно, меня же всякий раз удивляет, насколько они отличаются друг от друга внешне - чего ожидать, заранее не предугадаешь, и тем интереснее. Смотрел я "Бальзаминова" и думал: наверное, для "Антигоны" Ануя или "Дяди Вани" Чехова сходные приемы не подошли бы, ну так "Антигона" и "Дядя Ваня" решены Бычковым совершенно иначе, а персонажам Островского подробно детализированная и слегка гиперболизированная "современность" очень даже к лицу!

Причем и роли, сочиненные автором под амплуа "комических старух", в воронежском спектакле не превращаются в карикатуры, удается обойтись без дурно понятой "смачности", от этого и мамаша Бальзаминова, и Матрена, и сваха не делаются пресными, наоборот, в узнаваемости их интонаций и жестов становятся еще смешнее, но и как-то роднее, ближе... Да и не "старухи" они - хотя мать, Павла Петровна (Татьяна Чернявская), конечно, пенсионерка, на пару с Матреной (Наталья Шевченко) привычно впяливающаяся в мелькающий на экране старого кухонного телевизора импортный боевик, по поводу его сюжета не заморачиваясь, а думая о своем; но вот сваха Акулина Гавриловна (Тамара Цыганова) - и бодра, и моложава; а уж про вдову Белотелову (Малия Малишевская) и говорить нечего - кроме как признать, что с ней Бальзаминову крупно повезло!

Сам заглавный герой (Михаил Гостев), спросонья босиком и в трусах шлепающий на кухню к маменьке, но мечтающий, какой бы он издал указ, если был бы царем - тут персонаж чуть ли не сказочный, вернее, мифологический, еще точнее, архетипический; правда, сдается мне, что его фантазии в развитии на перспективу не столь уж безобидны и милы... - но в этом направлении режиссер не мыслит, представляя героя трогательным и, в общем-то, симпатичным... этаким далеким от прозы жизни поэтом в душе. Однако актерские работы здесь прилагаются к технологиям по европейской моде - двухэтажная декорация (сценограф Николай Симонов) состоит из четырех комнат-"ячеек", прикрытых экранами: пока в одной непосредственно разворачивается действие, на внешнюю "стену" остальных транслируются крупные планы - не все углы одинаково хорошо просматриваются из зала, но камера Алексея Бычкова с просцениума (еще один оператор снимает из-за кулис) захватывает и фиксирует то, что может ускользнуть от глаза.

А текст пьесы - кстати, поймал себя на том, что постановок и "Женитьбы Бальзаминова", и тем более остальных, частей трилогии практически не знаю, то есть припомнил за двадцать примерно лет одну антрепризную, одну студенческую (ту и другую видел давным-давно, их уж след простыл), из репертуарных московских театров на ум приходит только "Сатирикон", где спектакль Марины Брусникиной тоже назывался "Бальзаминов" (и тоже, естественно, сошел со сцены) - используется в постановке Воронежского камерного театра с минимальными адаптациями реплик, и это создает дополнительный комический эффект, с одной стороны, а с другой, за редким исключением вовсе не режет слух, поразительно; цепляешься скорее уж за отредактированные детали, вроде того, что Лукьян Лукьяныч (Василий Шумский) заставляет Бальзаминова переодеться, чтобы проникнуть к Анфисе и Раисе (Анастасия Новикова и Людмила Гуськова), в оранжевый комбинезон сантехника, сам же обещает в случае неудачной авантюры уехать... в Донбасс; ну кареты, ясно, превратились в автомобили; и маменька с Матреной называют Ивана Яковлевича "экстрасенсом" (между прочим, исторический Корейша, прорицатель из сумасшедшего дома, лежит на погосте от меня через дорогу - ну если что...).

Тогда как бытовая обстановка - и кухни Бальзаминовых, и спальни Белотеловой (сваха попутно выполняет функции массажистки) - полностью "актуализирована", свахе в нашей дни без мобильника с фотокамерой никуда, а что касается Анфисы с Раисой, их образы еще и заострены до гротеска, поскольку сестры оказались девушками пусть и современными, зато "восточными", акцент, шаровары в блестках, кальяны, танец живота и все дела, но понятно, отчего братья их держат взаперти с одной только еле-еле по-русски говорящей Химкой (вот небольшая, а все же колоритная роль Марины Погорельцевой мне из правой части первого ряда почти исключительно в формате "кино" досталась) и почему им столь близка традиция «похищения невест».

Финал же буквально приподнимает, превозносит героя, отрывает его от земли - на видеопроекции Бальзаминов воспаряет из маменькиной кухни к супружеской спальне, где вместо обоев репродукция васнецовского "Ивана-Царевича на сером волке" во всю стену, но и там, уже на брачном ложе, достигнув вроде бы единственной своей заветной цели "жениться на богатой", мечтать не перестает, уж так он "поэтически" настроен, и продолжает перебирать про себя пословицы и поговорки (из названий других комедий Островского и не только), которые у него, засыпающего, в сознании постепенно начинают путаться, складываясь в новые, парадоксальные, иногда нелепые - не все коту похмелье, сердце не порок... - но по сути небессмысленные, а напротив, образные, метафоричные контаминации.

маски

тот кто сидит в пруду

У лефортовской ондатры с тех пор, как я с ней познакомился, случилось пополнение семейства. Самого отважного и прожорливого детеныша назвали Сережей - в честь лирического героя одноименной песни Валентины Толкуновой. Поедая траву без оглядки на обстановку вокруг и разрешая кому ни попадя гладить себя по загривку, Сережа рискует... Да и помимо угрозы от безмозглых двуногих есть опасность, что маленьких ондатриков склюют крупные птицы. Но пока что наблюдается идиллия.





маски

"Бастард!" по Б.Виану, Duda Paiva Company, Нидерланды, реж. Дуда Пайва

Тринадцать лет назад Дуда Пайва, окопавшийся в Нидерландах бразильянец, первый и последний, насколько я понимаю, раз приезжал в Москву - тогда Москва (и я в том числе) увидела "Ангела", который, вопреки ожиданиям, порождаемым ассоциациями, оказался совсем не милым и отнюдь не простым, но жестким, довольно мрачным (хотя не без юмора) и при том весьма изощренным с точки зрения техники, работы актера с куклой:

https://users.livejournal.com/-arlekin-/1031013.html

"Бастард!" спустя несколько лет (в 2013-м, судя по всему, году) был показал на фестивале в СПб - номинально он отталкивается от романа Бориса Виана "Серцедер", но если тут и можно говорить о наличии сюжета, то скорее вне связи с обозначенным первоисточником. Актер в спектакле один - сам Пайва, а персонажей больше. Главный герой попадает в некий ирреальный мир, представляющий собой помойку, свалку мусора, в основном полиэтиленового, среди которого обитает старая, безногая и полуголая, с обвислыми титьками балерина, а при ней ее "особенный друг", как она его аттестует, существо еще более уродливое, но и более безобидное, чем старуха, которая сразу берет "пришельца" в оборот и требует от него, чтоб он, во-первых, нашел пропавшую кошку, а во-вторых, приготовил ей чай.

Вместо искомой кошки, раскапывая мусор, сперва герой находит (среди прочего) мертвого младенца, а кошку потом, как и чайник, извлекает из поролоновых тел персонажей, которыми, надо признать, Пайва, будто «сросшийся» со своими подопечными, управляет лихо, виртуозно, иногда одновременно двумя. Совокупление со старухой, которой понадобились ноги залетного молодца - забава для аудитории позврослее, а голова коня на ноге (так герой, видимо, прибыл на свалку...) и кошка на руке, буквально на глазах из комка поролона оформляющаяся в узнаваемый объект - аттракцион универсального воздействия, способный порадовать и малолеток. Плюс к детским и взрослым радостям Пайва, конечно, желает сказать нечто типа "важное" о современном мире в свойственном подобным ему левацком духе, но помоечный душок способен перебить затхлость идеологическую, что спектаклю идет, пожалуй, на пользу.