Слуга в наушниках и с гайками в голове (биоробот?) Степан размовляет на украинском, а невеста Агафья (Надежда Флерова) вообще с трудом выговаривает слова, у нее серьезные нарушения речи и, может быть, сознания тоже, врожденные или в результате психической травмы, кто знает - однако перемежать в монологах "небинарную персону" и "негативный жизненный сценарий" с наиболее пафосно-идиотическими обрывками гоголевских "Выбранных мест из переписки с друзьями" («Монастырь ваш — Россия!» и т.п.) ей косноязычие не мешает. А главное, сходу в прологе она успевает сообщить о затее перенести все население России, не исключая детей и военнослужащих, на двести лет назад, сразу на двести; Подколесина (Олег Соколов) со Степаном (Кирилл Янчевский, впрочем, доставляет из комнатки с двумя креслами и ковриком в нише просцениума к Агафье в ее район "спальных" многоэтажных новостроек (с такими же, как у них "дома", старыми советскими холодильниками...) не машина времени, а космическая ракета, сувенирную модель которой герой держит в руках ("паливо на бульбе", уточняет Степан). У невесты на смотринах Подколесина и его друга, брата и свата Кочкарева с накладным животом (позже накладку персонаж Романа Колотухина, раздевшись, выставит напоказ) ждет паноптикум женихов-конкурентов: краснорожий любитель турпоходов Анучкин (Константин Любимов), длинноволосый великовозрастный хиппарь Жевакин с татуированным именем Агафья на голени (Игорь Ларин), понтующийся чиновник Яичница (Сергей Ушаков), наконец, даже на этом "дворянском" фоне выделяющийся бородач-"купец" Стариков, ковыряющийся в собственных босых ступнях (Кирилл Янчевский) - это на первый акт типажи, уцелевшие до второго обретают имидж еще экстравагантнее (в ход пойдет мексиканская этника, черная обтягивающая кожа и сетка, электрогитара...).
Спектакль длится чуть больше двух часов, включая антракт, но чего в нем только нет: от видеоинсталляций на портале дорического ордера с псевдо-латинскими изречениями по фронтону, муляжа козла с отделяемой рогатой головой и постамента Медного Всадника (художник Константин Соловьев) до пародийной рок-оперы эстрадно-разговорного интерактива Подколесина с залом и женских боев без правил (друг дружку лихо мутузят Фекла Ивановна-Марфа Кольцова и Арина Пантелеймоновна-Мария Матвеева), а также песни Майи Кристаллинской; попутно режиссер не пренебрегает и средствами попроще - каламбурами с обыгрыванием исконных, гоголевских выражений, за двести лет получивших новое значение, типа "обделать свадьбу" или "кончить разом". С другой стороны, реплика-лейтмотив "я не пил сегодня кофе" из "Трех сестер" сперва невзначай как бы "отождествляет" Подколесина с Тузенбахом, но к финалу фраза от Подколесина переходит к Агафье Тихоновне, одновременно и усложняя будто, и фактически разрушая гоголевско-чеховскую параллель, переводя ее из какой-никакой рациональной плоскости в шуточную обманку.
Любой из многочисленных и самодостаточных, допустим, не лишенных остроумия приколов, которыми набит под завязку и выше крыши спектакль Андрея Гончарова, может зацепить, как минимум позабавить; и каждая следующая постановка режиссера, вроде бы недавнего дебютанта, но уже чрезвычайно активного и плодовитого - только на Таганке уже второй спектакль выпустил! в предыдущем, "Отелло", роль Дездемоны сыграла худрук и директор театра Ирина Апексимова -
- изумляет его не по годам зрелым профессионализмом, владением формой и технологией, умением выстроить ритм, придумать визуальный образ и в целом спектакля, и отдельного героя на уровне мимики, пластики, интонаций... Тем удивительнее, что такое мастерство - и уже невольно задумаешься, возраст ли тому причиной (так Андрей Гончаров все же не мальчик...) или что-то более фундаментальное, непреходящее какое-то качество личности - ни к чему осмысленному не приложено. Неисчерпаемый, кажется, набор аттракционов складывается в раз за разом в стилистически и композиционно цельные, но либо невразумительные, либо вовсе бессмысленные - как, похоже, в случае с "Женитьбой", надо признать... единственным исключением среди того, что мне доводилось видеть, запомнилась нижнетагильская его инсценировка "О любви" Чехова -
- спектакли, по сути не выходящие за рамки капустника, хорошо если, подобно «Женитьбе», местами хотя бы смешного… (про «Отелло» и того не скажешь); однако для капустника тут, в "Женитьбе", как никогда прежде режет глаз очевидный перерасход средств, усилий и фантазии. Между тем классическое название приросло жанровым подзаголовком и в выходных данных значится "Женитьба. Трагедия" - вольно за приколами обнаруживать трагедию, хотя даже в плане сюжетном "трагедия" эта вполне оптимистическая и лирико-метафорическая ее развязка (решающее объяснение героев начинается как стриптиз и дуэль одновременно, а превращается в воссоединение Адама и Евы у костра в открытом космосе; после бегства Подколесина через окно Агафья, немного погрустив под заедающую пластинку "Опустела без тебя земля", встретится с женихом в "небесах" среди ракет и планет), а кроме того непросто отделаться от мысли, что подобное "расширение" жанра Андрей Гончаров подглядел у Константина Богомолова, только богомоловский "Ай фак. Трагедия" по Виктору Пелевину был, вопреки литературному первоисточнику, действительно трагедией и космического размаха, где компьютерные программы, виртуальные персонажи обретали плоть, испытывали человеческие чувства, переживали страсти до полной гибели всерьез -
- а в таганской "Женитьбе" ничего не остается, как списать наличие слова "трагедия" в названии на механистичное неуместное заимствование, подражание, либо, в лучшем случае, принять за формальную условность, еще одну "капустническую" хохму.