Во-первых, на прогоне в свое время были пропущены сцены с участием Романа Фомина, и тогда я отметил, что при всей беспощадности к персонажам режиссер не доводит их до карикатуры:
https://users.livejournal.com/-arlekin-/2506090.html
А Васенька, которого играет Роман Фомин - карикатурная фигура: интеллигентское прекраснодушие радикализовано в нем до абсурда, до своей противоположности - восковая кукла, в которую вселились демоны, с кислородной подушкой и самодельным катетером из стеклянной бутылочки, содержимое которой обгадившийся "буревестник" нарочно проливаят на рукопись мастаковской аллегории про старуху, ее дочь и т.д.
Во-вторых, на момент премьеры спектакля я еще не имел в фейсбука, и при том что в репликах героев Горького точно угадывались суждения современные, сегодняшние, не мог предположить, а сейчас прям-таки кожей чувствую, будто диалоги пьесы дословно списаны с фейсбучных дискуссий целыми "ветками", все эти "комедии с переодеваниями из фанатиков в нигилисты, из нигилистов в фанатики".
В-третьих, изменился и контекст, настроение - впрочем, я старался отвлекаться от контекста, мне хватило и тех сложностей, которые обнаруживаются внутри спектакля, тех вторых, третьих планов, которые режиссер с актерами нашли для пьесы и ее действующих, практически "бездействующих" лиц, начиная с циничного паяца Мастакова (Евгения Парамонова), вокруг которого организуется и катавасия измен, "домогательств" (как сказали бы сейчас), надежд и обманов, заканчивая Матреной Ивановной, матерью Зины ("я не за себя ожесточаюсь, я за дочь" - говорит Людмила Иванилова, поправляя растрепавшуюся челку, и один этот невзрачный жест столь много добавляет к сказанному, почти выворачивая наизнанку смысл слов).
Все-таки и на предпремьерных прогонах, и сегодня, спустя пять лет, в центре внимания оказываются горьковские женские типажи, и прежде всего, с одной стороны, внешне плаксивая, но твердая внутренне Елена Мастакова (Наталья Филиппова), а с другой, показушно суровая, но еще немного, и готовая уступить, поддаться обстоятельствам Зина (Наталья Палагушкина) - это если говорить о конфликтах семейно-любовно-психологических. Разумеется, в горьковской пьесе присутствует и конфликт идеологический, тут тоже хватает неожиданностей - традиция советского литературоведения и театроведения, например, требовала воспринимать Вукола Потехина, этого бывшего революционера, разочарованного страдальца за народ, в качестве "вероотступника", пережившего свое время; больной и пьющий Потехин-старший (Александр Андриенко) в спектакле Иоффе тоже не самое обаятельное лицо (а кто тут обаятельный? несчастная Саша-Анастасия Цветанович, которую Елена предпочла бы видеть любовницей мужа из "идейных" соображений - и та заражена всеобщим "нигилизмом"), но пустые плоды его скептического, устало-раздраженного ума - "заметь, какой странный язык у нас: мы говорим - сидеть на воздухе. Какие легкие люди, подумаешь!" - вдруг будто обретают вес, значение, и новое звучание; что прекрасно для пьесы, для спектакля, во всех отношениях отличного (покоробил меня разве что общий выход в финале с электросвечками, провинциальной безвкусицей разрушающий многозначность заключительно объяснения Мастакова с женой), но в сущности, конечно, не радует.