Концертная увертюра Джона Айрлэнда "Сатирикон" (1946) - очень живенькая, но эстрадно-киношная по манере вещица, и маэстро в связи с ней говорил не столько про композитора или произведение, сколько про отдаленный литературный первоисточник, что, конечно, вышло у него просто феерически смешно. А вот сюита из балета "Шахматы" Артура Блисса (1937) для меня стала открытием очень, видимо, интересного и доселе неизвестного композитора, хотя даже парижская сценическая премьера должна была остаться в истории ну как минимум благодаря участию в ней Аштона и Фонтейн. Звездоликый конферансье пафосно зачитал вычурные называния 12 частей сюиты - Рождественский, слегка поглумившись над "звездоликим", уточнил, что исполнит авторскую 6-частную версию "к взаимному нашему удовольствию", но как раз этой музыки я бы послушал побольше. В ней классическая ясность мелодики соединяется с музыкальным языком первой половины 20-го века - то, что в наиболее полной мере я нахожу для себя у Прокофьева. Блисс, понятно, не Прокофьев, и по одной только балетной сюите (а у него, я посмотрел, достаточно концертных произведений крупной формы) судить трудно, но пока что из двух концертов цикла именно Блисс запомнился мне больше всего остального.
Майкл Типпет, Джон Айрлэнд, Артур Блисс ("Туманный Альбион") в БЗК, дир. Геннадий Рождественский
Концертная увертюра Джона Айрлэнда "Сатирикон" (1946) - очень живенькая, но эстрадно-киношная по манере вещица, и маэстро в связи с ней говорил не столько про композитора или произведение, сколько про отдаленный литературный первоисточник, что, конечно, вышло у него просто феерически смешно. А вот сюита из балета "Шахматы" Артура Блисса (1937) для меня стала открытием очень, видимо, интересного и доселе неизвестного композитора, хотя даже парижская сценическая премьера должна была остаться в истории ну как минимум благодаря участию в ней Аштона и Фонтейн. Звездоликый конферансье пафосно зачитал вычурные называния 12 частей сюиты - Рождественский, слегка поглумившись над "звездоликим", уточнил, что исполнит авторскую 6-частную версию "к взаимному нашему удовольствию", но как раз этой музыки я бы послушал побольше. В ней классическая ясность мелодики соединяется с музыкальным языком первой половины 20-го века - то, что в наиболее полной мере я нахожу для себя у Прокофьева. Блисс, понятно, не Прокофьев, и по одной только балетной сюите (а у него, я посмотрел, достаточно концертных произведений крупной формы) судить трудно, но пока что из двух концертов цикла именно Блисс запомнился мне больше всего остального.
- Post a new comment
- 1 comment
- Post a new comment
- 1 comment