Горностаева еще и произносила вступительное слово, довольно интересно - не без запинок и забавных оговорок, как обычно, но и без поясных поклонов портрету Рахманинова (ввиду отсутствия такового, по счастью), да и можно все понять, когда человек помнит премьерное авторское исполнение Шостаковичем цикла "Из еврейской народной поэзии", например. При этом Гугнин играл Шостаковича не того периода, который застала Горностаева, а почти юношеского, 1920-х годов. Соната № 1, которую Горностаева охарактеризовала как "очень авангардную", по форме абсолютно классическая трехчастная со средней медленной частью, другое дело, что за исключением второй части, она представляет собой сгусток чистой звуковой энергии, без особого даже смыслового наполнения. Цикл 24 прелюдий - история для Шостаковича чуть более зрелая, хотя все равно сочинение молодого композитора, и вообще Шостакович до 1938-39 года и после - по сути два разных человека и музыканта, второй, может, и великий, но лично мне гораздо менее интересный, чем Шостакович 1920-х-середины 1930-х годов (хотя аккурат перед тем, как выйти из дому и поползти в консерваторию, слушал по телевизору запись его Восьмой симфонии в исполнении гергиевского оркестра).
Прелюдии, созданные под впечатлением от не слишком успешного участия автора в конкурсе пианистов им. Шопена, в сравнении с Первой сонатой по-своему мелодичные, но правильнее говорить здесь, впрочем, не о мелодиях, но о мотивчиках, по большей части простецких, вульгарных, выхваченных из "шума времени", из молодого советского городского фольклора, песенных, танцевальных, маршевых, разумеется, стилизованно-пародийных (за редким исключением - только в отдельных частях цикла слышны авторские мысли, в основном же это зарисовки и портреты, причем шаржи, карикатуры), в одном из случаев присутствует внятная ритмическая аллюзия к полонезу, то есть при всем при том "шопеновская" линия проявляется не только в структуре цикла, который и для самого Шопена уже уходит глубоко в прошлое, по меньшей мере к Баху.
Второе отделение - Григ, тоже совсем ранний, в 1860-х годов, шестичастные "Поэтические картинки" и небольшая по объему соната ми-минор. Материал для Гугнина, видимо, все же более близкий - простодушная лирика в национально-романтическом духе, с резкими эмоциональными порывами, с открытым пафосом, не лишенная идущего от фольклорных истоков юмора, но без тени иронии, тем более пародии, как у Шостаковича. А в бисах Гугнин позволил себе и технической виртуозностью блеснуть, но там это было уместно.
