История румынского гражданина Клаудиу Крулика, оказавшегося в польской тюрьме по обвинению в краже и умершего в результате многомесячной голодовки, безусловно, ассоциируется с "делом Магнитского", о котором в России, понятно, фильмов не снимают, зато ставят спектакли. У "Крулика" и "Часа восемнадцать" театра.Док практически одинаковый хронометраж, но продолжительность спектакля имеет символический смысл, а вот мультик растянут до полного метра и фестивального формата искусственно. И если для российской ситуации, где убийство - норма и за него никто никогда не ответит, а говорить об этом вслух не принято, сам по себе факт появления такого театрального проекта значителен, то в Европе, где, с одной стороны, достаточно придать подобный случай широкой огласке, как полетят головы виновных и невиновных тюремщиков, судей, прокуроров, врачей, дипломатов (завершается опус выступлением румынского министра иностранных дел, объявляющего о своей отставке в связи со смертью Крулика и принимающего на себя ответственность, поскольку Крулик писал в румынское консульство, а получал оттуда невнятные и запоздалые ответы - сравнивать с российским аналогом просто невозможно), а с другой, свобода творческого человека не ограничена ничем, разве что финансами (да и то - проект Анки Дамиан финансирован и с польской стороны, и с румынской, и с итальянской - семья Крулика жила в Турине - и еще от фонда Сороса), требования к художественному качеству высказывания повышаются.
Однако с узко-эстетической точки зрения "Крулик" - произведение малоинтересное, изобразительное его решение представляет собой грубое соединение наивной рисованой анимации, фотоколлажей, документальной видеосъемки. С драматургической чуть занимательнее - закадровый монолог звучит как бы от лица умершего Крулика, и в сочетании с нарочито непрезентабельной, но ироничной картинкой дает определенный эффект, если не художественный, так по крайней мере публицистический. Ну а такие чисто польские фишки, как подчеркнутое в самом начале обстоятельство, что Крулику 33 года, что его тело приходят опознавать две женщины, мать и сестра, и финальный пролет простыни-"плащаницы" закрывавшей тело покойника - здесь кажутся неуместными, раздражающими.
Высказывание ведь чисто социальное, и даже в этом аспекте не слишком (в отличие от упомянутого доковского "часа восемнадцать") выдающееся, коль скоро за одного Крулика по шапке надавали огромному количеству людей, далеко не все из которых действовали по злому умыслу или хотя бы из равнодушия, а многие просто не придавали значения своим решениям и поступкам, или даже ничего не знали, как ушедший в отставку румынский министр. Вообще истории бедных румын, говорящих или не говорящих по-польски, если и нуждаются в осмыслении, то явно на другом уровне, как мировоззренческом, так и художественном. А тут даже непонятно, собственно, кто подставил Крулика, и если не он украл у судьи Верховного суда Польши (почему, собственно, расследование и пошло столь жестко, что обвиняемый заморил себя голодом в знак протеста) несчастные 500 евро, то кто виноват и что делать.