November 23rd, 2020

маски

"Эхнатон" Ф.Гласса, Опера Ниццы на Лазурном Берегу, реж. и хор. Люсинда Чайлдс, дир. Лео Вариньски

Вдогонку к увиденному в "карантине" онлайн "Эхнатону" от Метрополитен-опера (реж. Фелим Макдермотт, дир. Карен Каменсен, запись 2019 года) -

https://users.livejournal.com/-arlekin-/4259790.html

- свежий, пост-ковидный (часть хористов в масках!) "Эхнатон" с Лазурного Берега, из Оперы Ниццы. Бюджеты постановок очевидно несравнимы - зато Метрополитен-опера так и не смогла открыть новый сезон, а на Лазурном Берегу, похоже, до недавнего времени дела обстояли не так плохо. И если уж на то пошло, для масштабности действа французскому спектаклю не средств недостает, а режиссерской фантазии.

До сих пор "вживую" мне с творчеством Люсинды Чайлдс доводилось сталкиваться однажды и давно, в объеме единственного сольного балетного номера "Из книги гармонии", поставленного ею с костюмами Игоря Чапурина на музыку Джона К.Адамса, который Анастасия Сташкевич почти десять лет назад исполняла в рамках проекта "Отражения" на сцене Большого:

https://users.livejournal.com/-arlekin-/1927004.html

Кроме того, в том же весеннем "карантине" довелось посмотреть трансляцию записи "Доктора Атомика" опять-таки Джона Адамса в постановке Питера Селларса из Нидерландской оперы, где Люсинда Чайлдс значится хореографом:

https://users.livejournal.com/-arlekin-/4226713.html

Пристрастие к музыке американского минимализма в его "демократическом", "попсовом" варианте у Люсинды Чайлдс налицо, но в лазурно-бережном "Эхнатоне" она выступает не только хореографом (совместно с неким Эриком Обердорфом, кстати), но и режиссером-постановщиком, и даже исполнительницей, нарратором, декламируя на видеопроекции текст Аменхотепа.
Не столь пышный, как нью-йоркская версия, "Эхнатон" в Опере Ниццы, видимо, гораздо эффектнее смотрелся из зала, чем на телеэкране - за счет мастерски выставленного света и изощренных лазерных проекций (видео - Этьен Гуйоль), создающих то интерьер древнеегипетского храма, а то в сочетании со сценографией (декорации и костюмы - Брюно де Лавенер) выводящих героев за рамки историко-политико-семейно-психологическо-бытовые в пространство космическое, вселенское. Основа сценографии, прекрасно работающей в сочетании с видеопроекциями - модель солнечной системы с подсвеченным диском в центре: задумав учредить единобожие вместо прежнего языческого культа, заглавный герой обожествил Солнце (ну и себя в его "лице", разумеется).

Костюмы, правда, выдержаны в духе "честной бедности" - позолота и стекляшки на "воротниках" хламид должны подчеркнуть "царственный" статус персонажей, но по виду они будто одежки из подбора, одолженные в гардеробе местного театрика участниками школьного драмкружка... Про кружащихся под видом жрецов полуголых танцовщиках в юбочках (если смотреть запись сразу после того, как на сцене Большого наблюдал аллегорическое действо от Владимира Васильева, доехавшего из Казани, возникает поразительное ощущение дежа вю...) я уже не говорю. Про упоминавшихся хористах, поющих иногда сквозь подобие "гигиенических" масок, тем более. Мизансценирование статично и скудно - однако исполнителям удается вдобавок к вокальным краскам неброскими жестами выразительно наполнить своих персонажей чувствами, эмоциями, да и мыслями, насколько позволяет материал, и музыкальный, и драматургический.

Фабрис де Фалько в заглавной партии мне показался очень хорошим и певцом, и артистом, его контртенор, может, не вполне сгодился бы для виртуозных барочных арий со сверхсложными фиоритурами, но навскидку нехитрые арпеджио Гласса он пропевает и технически безупречно, и, что называется, "с большим чувством", хотя наряжен сам не сказать чтоб роскошно (если вспоминать опять же оформление нью-йоркского спектакля) и антураж не поражает воображение; развернутое соло удается ему превосходно; основные партнерши - Жюли Робард-Гендре (Нефертити) и Патриция Чьофи (царица Тия) тоже на высоте, как и главный по сюжету антагонист героя Амон-Фредерик Дикеро.

Съемка и монтаж - а запись из себя представляет не просто трансляцию, но приближается к тому, что некогда называли "фильмом-спектаклем" - скрадывают ущербность хореографии Люсинды Чайлдс и недостаточность по части "шика" в декорациях и костюмах; кроме того, в отличие от философического замаха постановки Фелима Макдермотта, у Люсинды Чайлдс и содержательные задачи исходные проще. При том что костюмы персонажей, пожалуй, несколько ближе к подлинным древнеегипетским, ну или по крайней мере к тому стилю, который сегодня опознается глазом неспециалиста как "древнеегипетский", чем в сугубо условном, почти "эстрадном" по формату художественном решении нью-йоркского спектакля, выглядят герои скорее "гостями из будущего", чем "призраками из прошлого", смахивают, иногда до комизма, на типажи старых (советских в том числе, что особенно забавно!) фантастически кинокартин о межпланетных путешествиях 1970-80-х гг. И статика мизансцен в сочетании с простецко-старомодной пластикой массовки окончательно превращает героев оперы из пусть со всеми оговорками, но "исторических" персонажей - в абсолютно ирреальных... что по-своему даже интереснее.
маски

"Доходное место" А.Островского, Свердловский театр драмы, Екатеринбург, реж. Владимир Мирзоев

Художник Анастасия Бугаева поместила героев на дно пустого, выложенного кафелем резервуара бассейна, и в глубине сцены подвесил конструкцию из деревянных элементов, напоминающую архаичную ритуальную скульптуру (которая после антракта, правда, куда-то исчезает без следа. А режиссер Владимир Мирзоев превратил сестер Кукушкиных (Анастасия Каткова и Ольга Мальчикова) в инфантильных дебилок - типаж "развратная школьница" (буквально: платьица, фартучки, "хвостики"...); Кукушкину-мать (Ирина Ермолова) в садистку с указкой, среднее между дебелой балетной наставницей и надзирательницей концлагеря (айн-цвай-драй звучит не раз, не два!) - во втором действии она подобно колдунье вуду окуривает из трубки и мудрует над чучелом курицы (напоминая о пропавшей с задника скульптуре...), и ссылаясь на покойного мужа, тычет в фотопортрет К.С.Станиславского. Чиновники носят фамилии и номера на спинах пиджаков (костюмы Екатерины Галактионовой); а горничная Стеша (Ирина Калинина) - сразу в доме и Аристарха Васильевича, и Кукушкиных, и в трактире - в серую униформу железнодорожной проводницы, раздает чай в подстаканнике и к финалу окатывает разочарованного, посрамленного Жадова (Сергей Заикин) из шланга, на остальных же надевает подобие античных тог.

Интонации, жесты, движения - все манерное, чрезмерное, и хотя так задумано, и даже небезынтересно, с юмором сочинено, однако исполнителям как будто "не идет", и выполняют они задания либо "через силу", либо как минимум - ну раз уж возникают ассоциации с балетом - "не очень чисто".

Музыкально-пластическими номерами (композитор Александр Пантыкин, хореограф Ашот Назаретян) тоже нынче никого не удивишь, но "раздвоение" жены Аристарха Васильевича (Анатолий Жигарь) на ипостаси "драматическую" и "танцующе-поющую" (Евгения Смаженко и Татьяна Малинникова) - обе, может потому, что муж-старик в сердцах называет "неблагодарную" молодую жену "змеей", в одинаковых золотистых "чешуйчатых" платьях (хотя последней и часть реплик отошло) - выглядит слишком уж искусственно, а рационального объяснения при этом не получает, однако и сам по себе ход не настолько оригинальный и эффектный, чтоб оставить его вовсе без истолкования, воспринять его чисто эмоционально, интуитивно тоже затруднительно; мало того, в самом начале "драматическая" составляющая героини лежит на столе, словно труп, подготовленный к вскрытию - но после того, как ее "двойник" споет романс, поднимается и вступает в диалог с мужем, и дальше до самого финала этот мотив (как и многие другие) не получает развития.

Демонстративный, утрированный до гротеска "эротизм" почти каждой мизансцены, особенно в первом акте (вплоть до того, что Кукушкина-старшая по отношению к Юсову себя ведет как секс-агрессор) наравне с кого угодно способными поставить в тупик, но типа прикольными эзотерическими "ребусами", смотрелись бы если не как откровение, то как неизбежная дань времени и моде в середине 90-х, ну в начале 2000-х; с тех пор время прошло, моды переменились, и теперь (премьера спектакля состоялась в 2014-м...) подобная гиперболизация скорее раздражает, если честно, а уместность ее, тем более стильность, вызывает большие сомнения.

маски

"Илья Остроухов. Художник. Коллекционер. Музейщик" в "Доме Остроухова"

Вряд ли Третьяковская галерея с Литературным музеем сговаривались, как туча с громом, и скорее всего совпадение случайное, но параллельно в здании основного корпуса ГТГ в Лаврушинском и в филиале ГЛМ т.н. "Доме Остроухова" проводились, пока все музеи не прикрыли, две очевидно перекликающиеся между собой выставки, посвященные двум коллекционерам, сподвижникам Третьякова по делу обустройства галереи, но исповедовавших разные, даже противоположные эстетические взгляды и вкусы, что привело к выходу Ильи Остроухова из совета галереи скоре после смерти ее отца-основателя.

Его товарищ, коллега и антагонист - на выставке "Иван Цветков и его галерея, которую я успел посетить, это наглядно проявилось даже при небольшом количестве экспонатов - тяготел к живописи академической, в лучшем случае реалистической "передвижнического" толка -

https://users.livejournal.com/-arlekin-/4266548.html

- тогда как Илье Остроухову определенно ближе оказались со временем символизм и модерн, а будучи сам художником, и неплохим, он работал преимущественно в "импрессионистской" технике. Но если выставка Цветкова у Третьяковской галереи получилась "камерной", а не грех сказать, что и какой-то дежурной, "датской", то в "Доме Остроухова" развернули полноценную мультиформатную экспозицию, раскрывающую все грани жизни и талантов ее героя, пускай и неровную по наполнению разделов.

На удивление хорош зал, где собрано творчество Остроухова-живописца - его легче увидеть в Музее-усадьбе "Абрамцево", и я видел, второй раз там оказавшись сравнительно недавно, минувшим летом -

https://users.livejournal.com/-arlekin-/4248247.html

- но и то как часть реконструированных исторических интерьеров усадебного дома, а не самостоятельные, самодостаточные художественные произведения. Здесь же Илья Остроухов предстает если не перворазрядным, то очень талантливым и достаточно своеобразным - уж поинтереснее Сергея Виноградова, которому посвятили тоже безвременно закрывшуюся персональную выставку в МРИ -

https://users.livejournal.com/-arlekin-/4293924.html

- живописцем (примечательно, кстати, что одно из заметных произведений Остроухова тут - "Хмурый день", и нельзя не вспомнить, что у Виноградова большинство полотен залиты солнцем - одно так и называется, "Солнечный денек", причем свет зачастую какой-то ненатуральный, будто ламповый, студийный... фальшивый), и кроме того, хорошим рисовальщиком, графиком. Хотя и тут среди преимущественно пейзажных, относительно небольшого размера холстов Остроухова (в том числе церкви в Абрамцево, фасад и интерьер; виды Биаррица, Венеции и Охотного ряда... а также не слишком удачного авторского повторения "Сиверки") находятся "почеркушки" Коровина ("Остроухов за рисованием", 1887-89), Врубеля ("Двойной шарж на Остроухова и Серова"), Серова ("Остроухов и Е.Мамонтова") даже они явно значительнее, чем самые удачные, симпатичные, в своем роде может и знаковые вещи самого Остроухова, в том числе прелестные декоративные "Птицы" (эскиз росписи блюда, 1880-е), или театральные эскизы для оперы С.Мамонтова ("Снегурочка", "Кармен").

А далее, в залах, где развешаны произведения художников, близких к кругу Остроухова, становится ясно, что сколь ни замечательна, ни многогранна его личность, но, конечно, для своего времени он художник не самый крупный: взять для примера вроде и непритязательные - но исключительно своеобразные "ведуты" Серова, или этюды к "Боярыне Морозовой" Сурикова, или работы Куинджи, Нестерова, Левитана, да хотя бы Л.Пастернака или старушачий портрет кисти И.Репина, копировавшего полотно Рембрандта! При этом западно-европейская живопись, представленная на выставке буквально парой вещей (типа "Купальщицы" Цорна, 1897, из собрания ГМИИ) заставляет усомниться, что в мировом масштабе Остроухов-коллекционер мыслил так же прогрессивно и обладал вкусом столь же тонким и выбором придирчивым, как в отношении своих ближайших товарищей и коллег.

В разделах, посвященных разным сторонам деятельности Остроухова, каких только не обнаруживается раритетов - вплоть до автопортрета Шаляпина (!) на форзаце посвященного ему биографического издания. Дружил Остроухов и с Н.Андреевым - помимо барельефа с персонажами Гоголя к скульптурному монументу писателя, в другом крыле выставки экспонируется портрет Остроухова работы Андреева. Другой портрет Остроухова принадлежит кисти И.Вербова, 1924 - забытого художника-эмигранта, судя по этому произведению, великим талантом не обладавшего. В условно-"реконструированном" кабинете Остроухова среди предметов мебели показывают "Портрет А.Ф.Лабзина в синем кафтане" Боровиковского, 1805-1809, "Портрет А.Полторацкой" Левицкого, ок. 1780, "Итальянский полдень (Итальянку, снимающую виноград" Брюллова, 1831 - некогда составлявших личное собрание Остроухова, а ныне взятых из фондов ГТГ, куда они поступили после смерти Остроухова и расформирования его музея; равно и отдельно вывешенные редкие иконы 15-16 вв (они теперь тоже принадлежат Третьяковской галерее).

Драматичную историю последних лет жизни Ильи Остроухова раскрывают документы и фотографии. По крайней мере Остроухову позволили дожить в собственном доме, превратив его в музей, а хозяина "назначив" на руководящий пост. Хлебные карточки выписывали... В этот период Остроухов по-прежнему, хотя на иной лад, активен (любопытен его интерес к творчеству начинающего писателя Л.М.Леонова - и взаимный!), но его постепенно все больше притесняют, и уже не "комиссары", а вновь набирающие силу, впоследствии восторжествующие православные реваншисты. Конец 1920-х и особенно 1929, т.н. "год великого перелома", станет таковым - и последним - для Остроухова; его будут лишать избирательных прав как бывшего предпринимателя (распоряжение за подписью: Бедняк!), Остроухов продолжит настаивать, что вся его деятельность была направлена к общественному благу, а не на личное обогащение, но по крайней мере своевременно умрет ненасильственной смертью, уж какие там права - считай повезло!

От веранды, запечатленной на семейно-дружеских фото, сегодня, похоже, сохранились жалкие, изуродованные ремонтами-перестройками остатки. Но особняк стоит, в нем проводятся выставки, и в том числе посвященные Остроухову персонально - не так уж мало в сравнении с другими, сгинувшими без памяти и без следа.



( Collapse )
маски

Владимир Серебровский в Галерее на Ордынке; "Чаепитие с Дульсинеей" в Доме-музее Ермоловой

В последние дни работы музеев успел сходить на выставки в два филиала Бахрушинского, и еще некоторое время понадобилось, чтоб собраться с силами и хотя бы коротко описать увиденное.

Владимир Серебровский последние десятилетия жизни до самого конца работал главным художником МХАТа им. Горького, и оформил там немало спектаклей, в том числе поставленных Татьяной Дорониной или с ней в главных ролях - этот раздел выставки, естественно, обширен, и эскизы (а с макетами Серебровский никогда принципиально не работал!) яркие, бросающиеся в глаза, но... стоит признать, весьма однообразные, и навскидку, без чтения этикеток, взгляд не отличит решение "Вассы Железновой" Горького от "Пигмалиона" Шоу: типовые интерьерные конструкции вписываются в общую, весьма предсказуемую архитектурную модель.

То ли дело залы, где собраны ранние вещи художника - афиша к "Трем сестрам", ГДР, 1979, или эскизы к опере "Ромео и Джульетта" К.Молчанова, Свердловск, 1967, или нарядная сценография "Конец - делу венец" Шекспира в студенческом театре на Ленинских Горах, или неосуществленная постановка "Влюбленного дьявола" (по роману Казота, разумеется - оперы Вустина тогда еще в проекте не было), 1968. Работал Серебровский и с театром Ермоловой, причем уже сравнительно недавно - "Бал воров" я сам не видел, но помню это название на афише, застал его, теоретически мог бы и посмотреть; зато "Мэри Поппинс" Фаины Веригиной, выпущенная аж в 1976-м, в Ермоловском если не до сих пор идет, то шла еще недавно, а я ее смотрел школьником. В телеверсии видел "Заговор Фиеско в Генуе" Л.Хейфеца, Малый театр - М.Царев в роли Верино и играющий амбициозного Фиеско молодой В.Соломин, декорации тоже Серебровского, 1976. Для Ульяновского драмтеатра (ныне им. И.Гончарова, а тогда еще нет) Серебровский создал декорации к спектаклю "Любовь под вязами" Ю.О'Нила - по малолетству меня бы в тот момент на него вряд ли пустили бы, но афиша и название в репертуаре запомнились.

Серебровский много путешествовал по Востоку, и советскому, и зарубежному; и хотя немало делал, видимо, даже и для театров тогдашних прибалтийских республик - очень интересная серия эскизов (просто самодостаточные композиции!) к "Утиной охоте" в Вильнюсе, 1978; или эстонская (но на индусском материале) "Миларепа, 1989 - очевидно, что наиболее раскованно фантазия Серебровского проявилась в его сотрудничестве с театрами Средней Азии, и прежде всего Таджикской ССР. Разнообразие тем, сюжетов, да и географический их разброс между прочим поражает - от балета "Трех пальм" Спендиарова до оперы "Порги и Бесс" Гершвина! А чего стоят "Бременские музыканты" - также ашхабадские, 1981! Интересно, в сегодняшнем Таджикистане как обстоят дела с оперой и балетом? или совсем никак?... Лет тридцать-сорок назад, судя по выставке Серебровского - на зависть многим обстояли! Да и не только в балете, не только в театре - на выставке можно (было...) увидеть и эскизы к кинофильму студии "Таджикфильм" под названием (признаюсь, оно мне ни о чем сейчас не говорит) "Восход над Гангом", 1975.

Но вообще эстетика "барочной свалки", как обозначал свой творческий метод тех лет сам художник, приемы коллажа, ассамбляжа, используемые уже на уровне эскизных наработок - это по стандартам советских 1970-х-80-х и круто, и рискованно (хотя на самом деле много чего именно тогда было разного, что-то заворачивали, а что-то и пропускали на сцену). Тут и "Барышня и хулиган" на музыку, видимо, Шостаковича - 1970, и более позднее "Обручение в монастыре" Прокофьева, и "Паяцы", постановка А.Тителя, уже 1988. В самых ранних из представленных вещей заметно внимание Серебровского к наследию авангарда, к конструктивизму, к абстракции; далее - к декоративному модерну (характерны в этом смысле эскизы к "Лебединому озеру", опять-таки для Таджикского театра оперы и балета, 1984).

А вот когда стало "можно все" (ну как бы) - почему-то вплоть до последнего, предсмертного "Пигмалиона", 2006, Владимир Серебровский, главный художник МХАТ им. Горького, от свободы самовыражения отказался, сознательно сковал себя жесткими рамками; наверное, были у него на то свои резоны и творческие, и мировоззренческие, и, может быть, более приземленные, житейские... но в рамках персональной ретроспективной экспозиции этот поздний период смотрится, честно говоря, печально.

Выставка "Чаепитие с Дульсинеей. Начало двух веков" в экспозиционных залах верхнего этажа Дома-музея Ермоловой на Тверском бульваре охватывает довольно широкий хронологически период - больше века! - но посвящена довольно узкой и любопытной теме: "воображаемой Испании" на русскоязычных сценах, периода как т.н. Серебряного века, так и недавно, и прямо сейчас. Первый зал - модерн: Коровин - "Дон Кихот" в Большом, 1900, и его же "Площадь в Барселоне" чуть более поздняя, 1906; эскизы костюмов Кончаловского к "Дон Жуану"; и Головина к "Кармен" в Мариинском, 1908 (особенно эффектна Старая цыганка с гадальными картами!) - конечно, строго говоря, это самое интересное и ценное на выставке, но без остального она все равно оказалась бы неполной.

Потому что далее выставка переносит, минуя почти столетие, в начало текущего века, демонстрируя и преемственность современных сценографов по отношению к предшественникам эпохи модерна, и их актуальность, своеобразие, новизну техник и технологий. Имена, впрочем, и тут громкие, почти все известные, некоторые знаменитые, даже если спектакли не на слуху и видеть большинство из них лично мне не доводилось: Мария Утробина - "Марьяна Пинеда" Лорки, 2005, Новый драматический театр; Ольга Золотухина - "Дурочка" Лопе де Вега в "Сатириконе"; Сергей Алимов "Дон Кихот", театр кукол им. С.Образцова, 2016; "Собака на сене", театр Вахтангова, Максим Обрезков (на самом деле это был изначально студенческий спектакль, но популярный настолько, что его взяли на один или два сезона в репертуар - я его как раз видел и уже на профессиональной сцене, выпускники Щукинского училища влились в труппу). Представлена не только Москва - "Театр мудрого дурачины" По М.Сервантесу - "Грань", Новокуйбышевск, Денис Бокурадзе; "Дом Бернарды Альбы" Ф.Лорки, Ярославль, Марчелли (эту вещь я, кстати, тоже смотрел, а художник Фагиля Сельская только что получила "Золотую маску" за постановку "Мы, герои" в Красноярске).

В третьем, крошечном и тупиковом зальчике, на примере работ двух художников представлено единство и своеобразие мышления разных поколений сценографов на примере общего сюжета - "Кармен": от свежеиспеченной дипломницы Школы-студии МХАТ, 2020, до мэтра Владимира Арефьева (премьера 1999, но спектакль до сих пор в репертуаре). Антураж выставки составляет небольшая инсталляция и фонограмма песен фламенко - мило, непретенциозно, воспринимать сами работы не мешает.

( Collapse )
маски

дети укажут дорогу отцам: "ВХУТЕМАС 100. Школа авангарда" в Музее Москвы

Один раз - не вхутемас: в начале осени посетил выставку "Детский ВХУТЕМАС" в Музее Авангарда на Шаболовке, совсем небольшую по размерам экспозиционных площадей, но наполненную разнообразными и порой исключительно любопытными артефактами, не говоря уже о сопровождающей информации в связи с "детской" темой в творчестве художников, дизайнеров, архитекторов раннего советского авангарда, периода, когда казалось, что новый мир вот-вот окончательно покончит с пережитками старого (вышло, увы, ровно напротив...), и немного удивился, что до Шаболовки на ВХУТЕМАС тоже доходит некоторое количество посетителей, хотя проект все-таки по формату камерный, тема узко специфическая, а заведение располагается не на самом видном месте:

Нынешний "ВХУТЕМАС 100" в Музее Москвы на Зубовском бульваре по размаху в "Детским ВХУТЕМАСом" на Шаболовке не сравнить, но едва открывшись, выставка вместе с прочими должна была закрыться; пресс-служба музея решила играть в молчанку и не отвечала на письма; билеты с сайта улетели моментально и при входе тоже не продавались; а пропускать (или ждать до 15 января, но это чистое безумие - до 15 января или осел сдохнет, или падишах сдохнет, или я сдохну) такое событие невозможно, для меня уж точно. И вот несмотря на препоны очередная неофициальная акция "сходи в музей последний раз" успешно завершилась: Илья Остроухов запоздало и ВХУТЕМАС-100 были оперативно освоены в последний день работы московских музеев, а накануне ретроспектива Серебровского и "Чаепитие с Дульсинеей" (испанская тема в сценографии Серебряного века и современном театре) в филиалах Бахрушинского - Бахрушинский музей и Литературный, филиалом которого является Дом Остроухова, правда, федеральные, но это их спасло от закрытия ненадолго, на считанные дни.

Что характерно - в Музее Москвы, где при обычном раскладе "мирного времени" набралось бы дай бог десяток-другой посетителей за день, мы ходили среди толпы, потому что до сих пор я, кажется, один понимал, что жить осталось всего-ничего и надо бы побольше успеть напоследок, а теперь эта мысль овладела всеми поголовно... Ну да ничего, скоро отмучаемся! А пока что торопимся жить и запрыгиваем в последние вагоны - таков итог мечты о всемирном переустройстве и вечном счастье человечества 100 лет спустя!

На выставке "ВХУТЕМАС 100" много всего, в том числе эксклюзивных произведений и артефактов, хотя достаточно и реконструкций, и муляжей - проект в целом мощный, но неровный, отчасти неряшливый, небрежный, какой-то малость недоделанный, но даже и в том виде, какой достался нам, впечатляющий. Мне сильно помогало в восприятии, помимо владения кое-какими сведениями по теме (ну все-таки по своей литературоведческой специализации я долго занимался именно периодом советских 1920-х...), то, что я до того побывал в шаболовском Музее Авангарда на "Детском ВХУТЕМАСе", а также на выставке "Авангард. Список № 1. К 100-летию Музея живописной культуры" в ГТГ на Крымском валу, которая косвенно с нынешней (уже закрывшейся) в Музее Москвы тоже перекликается, и один из стендов "ВХУТЕМАСа 100" посвящен как раз Музею живописной культуры, к концу 1920-х, как и ВХУТЕМАС, разгромленному, уничтоженному русскими:

Кстати, в своего рода "прологе" к экспозиции есть любопытный уголок, посвященный тому, как советские авангардисты протестуют по поводу политического давления на германских коллег из Баухауса... - сарказм истории в том, что Баухаус, при всех тоже не слишком благоприятных в Германии для авангарда обстоятельствах если уж не уцелел как явление, то и его представителям, а подавно их замыслам, проектам, делам будущее оказалось уготовано куда как менее страшное, чем еврейским мечтателям в СССР, которых православные к концу 1930-х годов почти что поголовно уничтожили физически. И еще тут же на соседнем стенде информация о приезде во ВХУТЕМАС лично В.И.Ленина - который пусть и не слишком душой болел за авангард, но политическое его значение прекрасно осознавал.... впрочем, осознавали его и те, кто уничтожал авангард и авангардистов, разумеется, несовместимых с "традициями" православно-фашистской империи. Жалко, что наиболее наглядным на выставке свидетельством о визите Ленина служит безобразнейшая даже по эстетическим стандартам т.н. "соцреализма" мазня, оскорбительная и для памяти Ленина, и уж несомненно для художников авангарда, к тому же (что на выставке Музея Москвы, стоит признать, не редкость) и не подписанная: ни автора, ни датировки, ни вообще этикетки не прилагается к этой картине.

Композиционно выставка разбита по секциям, соответствующим факультетам ВХУТЕМАСа, при том что структура ВХУТЕМАСа-ВХУТЕИНА за совсем недолгую его историю постоянно изменялась, отделения и факультеты выделялись в самостоятельные или сливались, студенты переходили с одного на другой, состав деканов и преподавателей тоже обновлялся, об учебных планах, программах, методах обучения нечего и говорить - все это выставка позволяет усвоить и проследить в подробностях, в персоналиях, правда, с затратой некоторых усилий, не сказал бы, что кураторы до конца внятно информацию разжевали (но, может, и не надо - посетителю тоже стоит дать себе труд). С шаболовским "Детским ВХУТЕМАСом" отчетливее прочих перекликается раздел, посвященный текстилю - хотя, как ни удивительно, если не количеством , то оригинальностью и выразительностью образцов эта выставка той чуть ли не проигрывает... Здесь больше представлены эскизы и ткани (а также "набойки") абстрактного плана, а занятнее ж рассматривать хоть сколько-нибудь да предметные, в особенности антропоморфные композиции, с идеологической точки зрения они подавно забавнее; такие имеются тоже - ситец "Детский хоровод" Елизаветы Никитиной; рисунок ткани Татьяны Озерной, 1932, где элементами орнамента служат одинаковые, "размноженные", безликие головы работниц в красных косынках, бамперы авто и паровозов, железнодорожные рельсы; или разработки Людмилы Маяковской (в частности, ткани "Улитка"), с 1921 года руководившей "аэрографической мастерской" ВХУТЕМАСа.

Полиграффак (а факультеты ВХУТЕМАСа в духе времени и царивших тогда идей обозначаются аббревиатурами и сокращениями, игнорирующими законы благозвучия, и в сущности этот новый язык если не осознанно, то неслучайно стремится к нагромождению труднопроизносимых согласных, в этих лязгающих препонах слышится весть о новом, техногенном, рациональном, рукотворном будущем, которому русские не позволили состояться) представлен богато - успевай только и не ленись выдвигать ящики-стенды с книжной графикой, литографиями, а в основных витринах и на вертикальных стендах развешаны примеры агитплакатов, афиш, выполненных студентами ВХУТЕМАСа по заданию, которые на всех факультетах (включая даже архитектурный и монументальный) формулировались сообразно с запросом текущего момента, а не раз и навсегда утвержденной учебной программой. Ксилографии Михаила Тарханова, литографии Ильи Кулешова, примечательный - я точно не мог пройти мимо, не споткнувшись - плакат Елены Афанасьевой "Водка" и рядом с ним "Дети укажут дорогу отцам", Мендель Горшман с его еврейскими сценками из серии "Местечко", обложки Георгия Ечеистова (в меньших, правда, объемах, чем на "Детском ВХУТЕМАСе" было...) и первого издания "Разгрома" Фадеева, конечно же, иллюстрации к детским книгам, издание которых для советской республики стало приоритетом (работали лучше художники разных поколений, и студенты не исключение), литографический плакат "Смычка города и деревни", ну и, разумеется, задумки для детских домов, туберкулезных санаториев, в которые превращались национализированные дворянские и купеческие владения, передавались под нужды детей (а не наоборот, как сейчас).

Самый "попсовый" - в хорошем смысле, просто уж очень доходчиво тут проявляются авангардистские идеи и на материале, всяком понятному - раздел посвящен керамфаку: посуда и эскизы росписей, абстрактных или, наоборот, привязанных к идеологической конкретике, политической новостной повестке: чайная чашка "Крепи колхоз", чашка с блюдцем к 3-му конгрессу Коминтерна; одновременно с этим - такая вроде бы чисто декоративная, но не менее примечательная вещь, как тарелка по эскизу Оганеса Татевосяна, посвященная тому же конгрессу, но расписанная с использованием восточных (арабских?) мотивов; вне идеологии и политики, но на самом деле идеологический контекст и политический заказ проявляется здесь даже через геометрию, и через колористику, разумеется - чайный сервиз Василия Дорофеева "Восьмигранный" ("Гранатовый"), 1928; и разработки Алексея Сотникова - в частности поильники "Первая детская посуда", 1930 - снова напомнили мне про выставку "Детский ВХУТЕМАС"; того же Алексея Сотникова декоративные настольные миниатюрки из фарфора "Волк" и крохотный "Соболек" иначе как "прелесть" не охарактеризуешь; а фигурки для шахматного набора "Соцсоревнование" Елизаветы Трипольской, 1932 - просто умора!

Необходимые и важные концептуально, однако менее любопытные в плане отдельных предметов, на мой взгляд (ну или я что-то упустил, чего-то не рассмотрел, оказался недостаточно внимательным) разделы - архитектурного и скульптурного факультетов; впрочем, это объяснимо, поскольку из архитектурных проектов ВХУТЕМАСа почти ничего не удалось воплотить в реальность и построить (а ведь на каждый год студентам давались разные задания! в отличие, кстати, от практики дореволюционного образования, где из года в год десятилетиями обучавшиеся воспроизводили, тиражировали, каждый в меру своих способностей, одни и те же идеи, опираясь на классические образцы); исключения составили здание Московского Планетария и Хавско-Шаболовский жилой комплекс (где минувшим летом и по началу осени довелось нам с Костиком-злодеем неоднократно выпивать на лавках в этих уникальных конструктивистских дворах); при том что и эскизы, и макеты (реконструированные, конечно) всех этих чудесных летающих - буквально, парящих над поверхностью землю - "городов будущего" Георгия Крутикова, курортных домов Николая Соколова (еще одна перекличка с "Детским ВХУТЕМАСом" - "думайте головой, а не линейкой", ага, на руси думая головой, головы-то как раз и не сносить...), "город-сад в Останкино" Георгия Гольца, 1922, "Стадион на Воробьевых горах" Николая Колли, 1922, проект хлебной биржи Александра Куфаева, 1923, и прочие утопические фантазии впечатляют именно полетом мысли, ее устремленностью от земли к небу, от повседневности к вечности, от сегодняшних (тогдашних) реальных проблем к воображаемому беспроблемному будущему.

что касается скульптуры - на выставке показывают преимущественно этюды-муляжи геометрических абстракций (я так и не понял, реконструкция это или сохранившиеся с 1920-х подлинники, хотя последнее маловероятно...), но можно выловить занятные и уже предвещающие победное наступление соцреализма "Пляшущую бабу" Ольги Сомовой, 1929, или уморительного (но и жутковатого  отчасти) "Октябренка" Сергея Булановского, 1930.

На удивление богатый и разнообразный, при плотной развеске, удалось сформировать раздел "живфака", хотя уровень работ, понятно, неровный, и некоторые имена художников, впоследствии прославившиеся, до сих пор на устах у всех, а другие подзабыты, но тем интереснее рассматривать холсты в историческом контексте - пускай, откровенно говоря, подбор экспонатов и кажется случайным, а их размещение хаотичным: тут и Ростислав Барто с "Кавказской дорогой", 1930, чью позднейшую графику 1970-х я для себя выделил недавно на выставке "Отражение на бумаге" в "Новом Иерусалиме" -

- и Семен Чуйков, "Мальчик с рыбой", 1929, и Татьяна Маврина, "Смотр", 1930, и Ольга Соколова, "Кузнецы в старом городе Самарканда", 1930 (вообще явно доминирующие на одном из стендов восточные мотивы не то что напрягают или вызывают вопросы, но и объяснений не находят... скорее всего их и нет, просто случайно так совпало), и будущий "куКРЫникс", а пока еще студент Порфирий Крылов с картиной "После казни революционера", 1927, выполненной в мастерской Александра Шевченко (первоначальное название "Хамовническая давилка" напоминает о тюрьме, где русские вешали революционеров... кто в 1927 году мог подумать, что вскоре православные их станут вешать и расстреливать опять! а заодно и художников!! Соколову, правда, не в пример многим повезло устроиться с комфортом). Тут же и Соломон Никритин - его замечательная "Диана", 1920, еще предметная, и уже абстрактная "Архитектоника", 1926; и его единомышленник Сергей Лучишкин с философическими абстракциями "Красная окружность" и "Красный овал", 1924. Но к абстракционизму, супрематизму и кубофутуризму дело не сводится - не менее значимый и знаковый, присутствует рядом экспрессионистский "Сумасшедший" Бориса Голополосова, 1921; и лиричный "Портрет Кеши Головкина" Андрея Гончарова, правда уже 1932, и, на стенде станкового отделения, "Старик" Веры Фаворской, 1922. Прекрасная вещь - "Студенческое общежитие" Арона Ржезникова, 1927, а еще лучше его "Автопортрет", 1917. Слишком декоративен, зато бросается в глаза "Женский портрет" Александра Лабаса, 1923; в том же ряду - "Портрет художника Юры Павильонова" кисти Серафима Павловского, 1928, автопортреты Льва Зевина, 1930-е, и Екатерины Зерновой, 1924.

А вот стенд театрально-декорационного отделения, по очевидным причинам к моей досаде, получился куцым и скудным, совсем не представительным; хотя основное его наполнение - материалы, связанные с тематическим карнавалом "Советский Союз - оплот мировой революции" в ЦПКиО им. Горького 2 июня 1929 года, в день 10-летия Коминтерна; режиссером мероприятия был Сергей Радлов, главным художником Исаак Рабинович; вместе со студентами ВХУТЕМАСа они придумали роскошное массовое действо с масштабными агитустановками, карнавальными масками, мизансценированием праздничных групп... Сергей Радлов тоже, разумеется, вскоре окажется в концлагере (что характерно, благополучно пережив нацистскую оккупацию на занятых территориях, но сразу после того оказавшись в лапах православного гестапо вместе с женой Анной Радловой, которая уже не вышла живой хотя бы на относительную свободу), и в сущности 1929 год - это последний праздник не только "мировой революции", но и художественного авангарда.

К тематическим разделам, посвященным факультетам ВХУТЕМАСа, прилагаются "человеческие" истории-"интервенции", лаконично иллюстрирующие сопутствующие темы - Музей Живописной Культуры (вдогонку к недавней большой выставке в ГТГ на Крымском валу через мост от Музея Москвы); "коммуны" (устройству общего быта студентов); "вхутемаски" (женская эмансипация, равноправие полов - обязательная составляющая и идеологии, и социальной практики авангарда; звезда этого стенда - Валентина Кулагина-Клуцис, технические рисунки ее мужа Густава Клуциса, убитого русскими в конце 1930-х, можно видеть в разделе, посвященном полиграффаку).

Эпилог выставки, раздел-послесловие, впридачу к схеме разгрома ВХУТЕМАСа - его не просто закрыли, а разделили на самостоятельные учебные заведения, разбросали по городам, произвольно сливали... ну а что русские делали с преподавателями и учащимися, стоит ли уточнять... - содержит "памятку" своего рода, тренирующую "классовое" чутье на чуждую святой руси, то есть революционную, авангардную, "формальную" эстетику, как подлежащую искоренению в 1930-е годы, так и по сей день на православный вкус по меньшей мере подозрительную.

( Collapse )