Не только на польский спектакль самого Вырыпаева я не сподобился сходить до премьеры "Иранской конференции" Виктора Рыжакова в Театре Наций, но даже и видеозапись читки, которая с осени висит на сайте фестиваля "Любимовка", открыл лишь теперь, после того как посмотрел два прогона рыжаковского спектакля с разными актерскими составами. То есть хотя формат "читки" и предполагает своей главной целью первое знакомство с пьесой, для меня таковым (не считая фрагментов текста, которые попадались на глаза в интернете) стала ее театральная постановка, причем не в авторской режиссуре:
https://users.livejournal.com/-arlekin-/3994541.htmlА читка, наоборот, оказалась мне задним числом необходима, чтобы кое-что прояснить, уточнить свои наблюдения за тем, как текст пьесы преломляется через умелого (я бы сказал о Рыжакове - выдающегося, первоклассного) режиссера, через актеров, да еще ведь каждый из них со своим взглядом на мир, соответственно, на темы, которыми драматург оперирует! И очень это все увлекательно выходит.
Прежде всего трудно не заметить, что читка всю дорогу сопровождается смешками, а нередко прям-таки хохотом - и ржет не только публика (а народ ходит на "Любимовку" всякий, но по большей части не самый тупой), но и сами участники, Михаил Дурненков с Инной Сухорецкой, читающие пьесу с листа. Можно было бы сделать скидку на то, что текст для них чужой и они не могут, да и не хотят преодолеть свою дистанцию (опять же, обусловленную в том числе различиями мировоззрений, надо полагать) по отношению к материалу, но, во-первых, уж Инна-то Сухорецкая с вырыпаевскими опусами сталкивается не впервые, и ее роль в вырыпаевской "Дримворкс.. Мечта сбывается" поставленной в МХТ опять-таки Виктором Рыжаковым, с ключевым пространным женским монологом о назначении мужчины, во многом определяет и интонационный, и вообще содержательный строй спектакля:
https://users.livejournal.com/-arlekin-/3346119.htmlА во-вторых, и вот что ну очень забавно, двумя годами ранее на той же "Любимовке" в том же подвали свое предыдущее сочинение "Солнечная линия", также впоследствии поставленное Виктором Рыжаковым в ЦИМе -
https://users.livejournal.com/-arlekin-/3708843.html- читал сам автор, Иван Вырыпаев, я при том присутствовал лично и хорошо помню ржаку похлеще, чем на "Иранской конференции", и Вырыпаев первый над каждой репликой хохотал:
https://users.livejournal.com/-arlekin-/3180558.htmlНо ведь не скажешь, что тексты Вырыпаева сами по себе смешны! Ладно "Солнечная линия" - типа семейная ночная разборка, почти анекдотическая по ситуации, по обстановке, более пригодной в антрепризной комедии (хотя персонажи Вырыпаева в "Солнечной линии" такие же "супруги", как "ученые" в "Иранской конференции" - чистая условность, фикция, сугубо формальный прием), а "Иранская конференция" - типа "серьезный разговор" о "глобальных, злободневных проблемах", с упоминанием нарушений прав человека, пыток, казней и т.д. вплоть до российской, простигосподи, "коррупции" - а собравшиеся потешаются вовсю (гораздо чаще, чем предписано ремарками "смех в зале"), и читающие вместе с ними первыми задают веселое настроение!
Ошибочно, на мой взгляд, также было бы полагать, будто Дурненков и Сухорецкая сумели вытащить из вырыпаевского текста автором заложенный, но скрытый в нем юмор - Вырыпаев, как ни прискорбно сознавать (я надеялся на обратное до последнего, но на "Дримворкс..." сломался...), в своем проповедническом посыле, кажется, до неприличия серьезен (о том, как соотносится душеспасительное фуфло, которое Вырыпаев втюхивает публике под видом "сурьезных" философских размышления на актуальные и универсальные темы, с его собственным "модус вивенди", я лишний раз не говорю). Смеховая реакция - отчасти, думаю, и как защитная тоже - тем не менее возникает неизбежно, потому что до конца на голубом глазу воспринимать то, что несут в эфир вырыпаевские герои, невозможно, а уж к "Иранской конференции" и ее "интеллектуалам" это относится вдвойне! Вместе с ней вылезает наружу и умело замаскированный велеречивым, изощренным пустословием глубинный, фундаментальный (допускаю, что не в полной мере самим Вырыпаевым осознаваемый) авторский цинизм.
Варианты текста пьесы, прочитанный на "Любимовке" и использованный в спектакле Театра Наций, различаются мало и в основном второстепенными, хотя и заметными деталями, вроде того, что в читке упоминается о работе отца Августина в Сирии, отмеченная местными официальными властями, что в спектакле купировано. Также и Эмма "взгляд с секретом", который поразил ее в Перу, раньше якобы встречала в Сербии - намек, что "секрет", недоступный либералам-рационалистам, помимо мусульманскимх и латиноамериканских дикарей известен еще и православным, из спектакля тоже исчез. Но принципиальное исключение составляет обмен вопросом и ответом ведущего и Ширин Ширази, предшествующий ее финальной декламации стихов:
ФИЛИПП РАСМУСЕН
Простите, Ширин, я и не знал, что вы замужем, нигде об этом не сказано.
ШИРИН ШИРАЗИ
Я не замужем. Мне не удалось встретить мужчину до своего ареста, а потом то уже никто и не решился бы взять меня в жены. Я считаю, отсутствие в спектакле Виктора Рыжакова последних двух реплик ведущего конференции и иранской гостьи не только объяснимо, но и оправданно, и не столько даже концептуально (ради того, чтоб хоть частично освободиться от пресловутой "сопливой эзотерики", как выражается одна из героинь, Астрид Петерсен), сколько стилистически: поданные всерьез, в лоб, они сводят разговор к примитивной, формата ток-шоу либо "идейных" советских пьес типа "Интервью в Буэнос-Айресе" Генриха Боровика, пошлятине, разъясняя "до точки", что Возлюбленный юной нобелевской лауреатки не мужчина, но Аллах. В читке, где эти реплики звучат, видно, насколько спотыкаются о них и исполнители, и публика, и собственно текст пьесы, еще и учитывая, что далее следует добивающая, пространная стихотворная чушь про плывущую лодку и летящих птиц, якобы переведенная с фарси.
Между тем, по-моему, нематериальная, неземная сущность Возлюбленного поэтессы в монологе Инны Сухорецкой столь же ясна и без таких буквальных уточнений, понятна и на свой лад "правдива", как то, что ее героиня в "Дримворкс..." - не проститутка. Однако и на спектакле у меня тени сомнений не возникло, что "богохульные" стихи Ширин Ширази посвящены Аллаху, а не земному мужчине - это же вытекает из всей логики пьесы (зачем дополнительно проговаривать очевидное вслух?!), и мало того, рифмуется с монологом Ларсена, где упоминается Омар Хайям и его стихи о вине, в действительности (и Ларсен уточняет, комментирует этот момент) о боге. Кстати, примечательно, что как купированный режиссером финальный вопрос-ответ о возлюбленном, так и пассаж о поэте и вине, в интернет-публикации полного текста пьесы помечены красным - уж не знаю, то ли дописанные позднее, то ли, наоборот, уже автором поставленные под вопрос, то ли предложенные вариативно, на выбор, использовать их в постановке или нет. Причем в опубликованном варианте речь идет не о хрестоматийном и реальном поэте Омаре Хайяме, но о неком персидском авторе 15го века Сади Музани, следов существования которого в истории мне обнаружить не удалось, и остается предположить, что Сади Музани из 15го века - такой фантом, как и современная нобелевская лауреатка Ширин Ширази, как все прочие вырыпаевские фикции, начиная с семейных пар, устраивающих ночные разборки, заканчивая являющихся монашкам инопланетян. "Наше непонимание их", обозначенное как тема в "Иранской конференции" - то же "абсолютное непонимание всего", что и в "Солнечной линии", те же "летние осы", что "кусают нас даже в ноябре".
В читке за всех персонажей, считая и женские, говорит Михаил Дурненков, кроме Ширин Ширази, тогда очередь наконец-то доходит до Инны Сухорецкой. И здесь очень заметно не только по тексту, но и по интонациям не-актерским, свободным от заданности режиссерской концепции, насколько иначе самому Вырыпаеву представляются его герои в зависимости от приписанных им позиций, нежели Рыжакову. Особенно ярка, наглядна разница на примере Астрид Петерсен - в исполнении Ксении Раппопорт убежденной, вдохновенной, взволнованной и возвышенной в статусе почти до резонерши (который, правда, автором так или иначе принижен обстоятельствами ее личной жизни, выясняющимися по ходу и неслучайно прописанными в пьесе с такими гротесковыми деталями); а в пьесе и в читке, озвученной Михаилом Дурненковым, предстающей догматичной идиоткой. Или, в противоположность ей, Оливера Ларсена, к которому Авангард Леонтьев подходит, сохраняя ироническую дистанцию (Илья Исаев, впрочем, ту же роль играет "с погружением"), а Вырыпаев ему, Ларсену - даже не Кристенсену - доверяет и самые ключевые для себя вопросы, и ответы, мысли, выводы.
Легче всего счесть риторический, ригористический словесный
понос поток вырыпаевских пьес за банальный гон (еще и с подозрительным наркоманским привкусом). Но надо разделять "гон" как то душеспасительное фуфло, которое он втюхивает публике, и "гон" как форму, упаковку - в первом случае я даже не понимаю (и мне, в общем, не очень интересно) верит ли сам Вырыпаев в то, что "проповедует"; но то, как он строит композицию текста - и на макроуровне, и в пределах одного, любого монолога, не оставляет сомнений, что этот "гон" - элемент, а вернее, основа формы, упаковки для того "гона". И основным техническим, стилистическим приемом в нем становится бесконечность - но на удивление неутомительных (по крайней мере для меня и на слух, в актерском исполнении) вырыпаевских "периодов", где "мелкое", "частное" и глобальное, универсальное, чудовищное, преступное, и безобидное, малозначительное Вырыпаев нивелирует, с легкостью, ловкостью (по большому счету примитивно, убого... и небескорыстно... но все же виртуозно!) наперсточника подменяя одно другим.
Вот фрагмент (это лишь фрагмент!) из монолога-"доклада" Кристенсена:
Я увидел себя как некий механизм, как некую формулу, если хотите. Я увидел, что мое Я это не одна какая-то личность, а это действительно некая модель, но слово «структура» мне подходит больше всего. Структура, это понимаете ли, как бы некая схема. Это как рисунок, как узор. Но узор, в котором содержится смысл. Моя структура, это и мое отношение к окружающему миру, и ко всему, что меня окружает. Моя структура это и мое бытие, и моя суть, которая проявляется и разворачивается во времени и пространстве. Это как компьютерная программа. Вот! Это наверное, более точное сравнение. Компьютерная программа. Вы ее заинсталировали, потом запустили у себя в компьютере или в телефоне и эта программа начала работать. Но эта программа она имеет свою структуру, свою тему и предназначение это как, например, путеводитель, или программа для рисования, или музыкальный проигрывать или месседжер и т. д. И вот, два года назад, в результате одного, очень трагического случая, я попал в такое состояние, что мне удалось увидеть себя, как вот такую вот программу, я увидел, что я имею свою собственную структуру, как и все предметы во вселенной, потому что у всего есть своя структура. Это, конечно, всем известно, а особенно современной науке, но я тогда сам лично получил это знание в виде своего личного опыта. У меня это произошло, спонтанно. Это произошло совершенно неожиданно и продолжалось, кстати, очень не долго. Однако, за то время пока это продолжалось, я смог отчетливо разглядеть из чего же собственно состоит моя структура, чем я, так сказать, по большому счету являюсь. И то, что я увидел, то, что я узнал о себе, произвело на меня такое сильнейшее впечатление, что это навсегда, изменило мою жизнь, изменило мое отношение к себе, к окружающему меня миру, к понятиям этого окружающего мира, изменило мое отношение ко всему. Ко всему! Это просто изменило мою жизненную парадигму. И сейчас, я попробую описать вам свою структуру такой, какой она мне открылась тогда, два года назад и какой она продолжает мне открываться и сегодня, потому что эти состояния, когда я могу видеть свою структуру они теперь время от времени повторяются. А вот кусок (сравнительно небольшого удельного веса по отношению к целому "докладу"!) из монолога отца Августина:
Вот, что я хочу сказать, дорогие мои братья и сестры. Тарелка это посуда из которой едят. Из глубокой тарелки едят суп, а из плоской можно есть салат или рыбу или спагетти! Помадой женщины красят губы! Рубашка это то, что надевают на тело. Обувь надевают на ноги! На кроватях спят! В унитазы какают и писают, и иногда в них выливают кофейную гущу или прокисший суп! В любви объясняются тому, кого любят, но иногда и обманывают самих себя. Ложь, это когда знаешь, что лжешь. Сахар сладкий! Законченные истории имеют начало, середину и конец. Пьесы играются на сцене, романы читаются в книгах, земля летает вокруг солнца. Лиса имеет отличие от волка! Медведь отличается от утки. Круг не похож на квадрат. Мысль имеет смысл. Мужчина оплодотворяет женщину, чтобы иметь ребенка. Растения тянутся к солнцу. Вода жидкая. В церкви служат Богу. На рок концертах играют рок музыку. В бассейнах плавают. От вина пьянеют. Курение вредит здоровью. От переизбытка сладкого полнеют, он болезни болеют. Когда режешь лук – могут потечь слезы! Стейк из говядины – это убийство коровы. Аборт это решение прервать человеческую жизнь. Телефон, чтобы звонить. Кровать, чтобы на ней спать. Или валяться и смотреть кино или, если вы дитя, то можно попрыгать! Брюки надевают на ноги, а шляпу на голову. Один человек отличается от другого. Один художник отличается от другого. Одно произведение отличается от другого. У вещей есть границы. У вещей есть свое место и свое предназначение. Ботинки надевают на ноги, «солнцезащитные» очки называются «солнцезащитными» потому что они защищают глаза от солнца. Сальвадор Дали отличается от Веласкеса. Шекспир от Чехова. Колготки для женщин, - презервативы для мужчин. Яблоко - фрукт, форель – рыба, волк – животное. Лекарство - от болезни. ЛСД для транса. Шутки для смеха. Христос – это христианство, Будда – это буддизм, Магомед – ислам. «Здравствуйте» - при встрече, «до свидания», - при расставании. И именно…! Понимаете, именно, потому что Эйнштейн явил нам теорию относительности! Именно, именно! Потому что, все относительно! Потому что жизнь это динамичный поток и нет ничего постоянного! Именно, потому что Господь открыл нам квантовую физику. Между прочим, то и другое - не собственно "доклады", а лишь "подводки" (!) к основной мысли, к изложению собственно тезисов выступления! Первый из выступающих, открывая "конференцию", как бы сам себя разоблачает, изобличает, это его как бы "исповедь"; второй, завершая (не считая иранской гостьи) череду докладчиков, уже открыто утверждает, провозглашает, это уже "проповедь"; но сложная, многослойная оптика спектакля Виктора Рыжакова состоит еще и в том, что и саморазоблачение, и проповедничество "прирастают" человеческими, "физически" наглядными черточками, свойствами, проявлениями, которые из мира абстрактных идей все-таки переводят дискуссию в плоскость межличностных отношений, а значит, снижают ее пафос и добавляют подлинной - взамен вырыпаевской мнимой, фиктивной, формальной - диалектичности.
И нетрудно заметить, что в то время как Кристенсен, "разоблачая" себя и свою "структуру", говорит о себе и внутрь себя смотрит, то и взгляд, и весь посыл отца Августина направлен во внешний мир, на остальных, на окружающих, в отрыве от личного, от внутреннего (пускай даже это и не он сам просил десятилетнего Магнуса когда-то обхватить детскими ручонками его член, а какой-нибудь еще, менее условно-абстрактный священник... может быть даже, чего доброго, православный батюшка?!). Но риторические приемы, грамматико-синтаксическая матрица оппонентов показательно единообразны, и, не сводя мои наблюдения целиком к шутке, я бы проследил, как эта "матрица" восходит к формам официозно-пропагандистских стишков, Вырыпаевым и его плюс-минус русскоговорящими ровесниками (мной в том числе) усвоенной на уровне считай рефлекторном, вот все эти настойчивые лексико-семантические повторы с опорой на ключевые слова, ряды однородных и неоднородных эпитетов, синтаксический параллелизм, прочие присущие поэзии, но Вырыпаевым и в прозой написанном тексте успешно эксплуатируемые "суггестивные" фишки, вгоняющие неокрепшее сознание в транс, ср.:
В воскресный день с сестрой моей
Мы вышли со двора.
- Я поведу тебя в музей! -
Сказала мне сестра.
Вот через площадь мы идем
И входим наконец
В большой, красивый красный дом,
Похожий на дворец.
(...)
Мы видим город Петроград
В семнадцатом году:
Бежит матрос, бежит солдат,
Стреляют на ходу.
Рабочий тащит пулемет.
Сейчас он вступит в бой.
Висит плакат: «Долой господ!
Помещиков долой!»
(...)
Под знамя Ленина они
Торжественно встают,
И клятву Партии они
Торжественно дают:
«Клянемся так на свете жить,
Как вождь великий жил,
И так же Родине служить,
Как Ленин ей служил!и т.п.
Вырыпаеву пеняют на монотонность его драматических текстов - и действительно, отсутствие индивидуальных речевых характеристик персонажей вырыпаевских пьес бросается в глаза, а в еще большей степени режет слух; но это, надо понимать, сознательный поэтический, и очень интересный, оригинальный прием, напоминающий о фиктивности, фантомности действующих лиц, о том, что весь "сюжет" и все "диалоги" разворачиваются в виртуальном пространстве, в одной, но условно-собирательной голове среднеевропейского интеллектуала, а положа руку на сердце (и тут с критиками, с ненавистниками Вырыпаева я скорее соглашусь, как "скорее" соглашается Кристенсен с Йенсеном в "Иранской конференции") мещанина, обывателя, возомнившего себя интеллектуалом, сельской библиотекарши, при сальной свечке воображающей себя послом доброй воли ООН - любого тупицы с зашкаливающим самомнением, готового озвученное персонажем Вырыпаева среди прочих пожелание "я хочу, чтобы меня не кусали вредные насекомые" удовлетворить мантрой "летние осы кусают нас даже в ноябре". Это все.
