Широко закрытые глаза

Насыщенная программа, в трех отделениях, но не слишком продолжительных и с неравноценными номерами, начиная с открывающего вечер "Приношения Большому" на музыку Глазунова - как и в случае с "Легендой", еще одним номером на схожую тему и аналогичного формата, вдохновлялся Крэнко, насколько я понимаю, Галиной Улановой, которую видел в Лондоне в 1956 году, а поставил дуэтный номер "Приношение" в 1964, но совершенно неинтересная псевдоклассическая вещица, Большого не достойная, по-моему, да еще у исполнителя Филиппа Баранкевича штанишки отчего-то оказались засаленные. А Александр Зайцев в "Цветах Казимира" Бигонцетти вышел с очень заметной и свежей царапиной на торсе - может, издалека и не видно, но мы-то сидели в первом ряду на месте оркестровой ямы (похоже, что эти места поставили в последний момент и то ли не успели продать, то ли не пускали в продажу, но все, кто на них сидел, прибежали с других мест, а мы - самые первые), сам номер из балета Бигонцетти на музыку Шостаковича - неплохой, симпатичный, но не лучший у этого хореографа, и на Малевича в нем намекали разве что двуцветные шортики. Самый занятный в первом отделении опус - "Маленькие чудовища" Демиса Вольпи, лаконичный триптих на песни Элвиса Пресли, причем в первой части на "Лав ми" исполнители практически с места не сходили, работали исключительно руками, шеей, головой и мимикой лица, дальше динамики прибавилось, но смысл остался прежний, на шедевр вряд ли тянет, на новое слово в танцевальном искусстве тем более, но в самом деле мило. Па де де из "Онегина" Крэнко танцевали Мириам Симон с Фридеманом Фогелем, Ромео из "нашего" состава. "Сцена письма" придумана достаточно остроумно, Татьяна смотрится в зеркало, которого на самом деле нет, это проем в тряпочном заднике, и за ее "отражением" (еще одна танцовщица) возникает "призрак" Онегина, который выходит из "зеркала", танцует дуэт и обратно в "зеркало" отправляется. Летом ожидается премьера этого самого "Онегина" Крэнко в Большом с участием Захаровой, но по-моему, и по хореографии, и по драматургии спектакль морально устарел, хотя как знать, в Большом он может получить и новый импульс для новой долгой жизни. Под занавес первого отделения шло пародийное "Гран па де де" Кристиана Шпука на музыку увертюры к "Сороке-воровке" Россини: муляж коровы в пачке и короне, "серьезный" солист и гротескная партнерша, с красной сумочкой (которую ей приходилось и в зубах держать, и в сторону откладывать), в очках, тоже с короной на голове - весь комический эффект строился не столько собственно на движениях, сколько на рассогласованности танца партнеров, на опозданиях солистки, ее неловкостях, то она фуэте недокрутит, станет задыхаться, но оступится, то голову невовремя повернет. Ирония по отношению к классическому танцу - это очень здорово, допустим, но, к примеру, у Форсайта она имеет совсем иное свойство и, следовательно, содержание, а у Шпука - пародия на грани эстрадного шоу.

Второе отделение снова начиналось с Крэнко, 3-й части его поставленного им в 1972 году, незадолго до скоропостижной смерти, на любимых солистов труппы балета «Инициалы Р. Б. М. Э.» (в названии зашифрованы их имена). Многофигурная бессюжетная композиция, "грязноватая" акварель костюмов и задника (но здесь пятна-разводы - часть художественного решения, в отличие от "Приношения Большому"). "Две пьесы для Хет" ван Манена - лучший пункт программы с использованием музыки Пярта, Марийн Радемакер в черной майке-сетке - солист потрясающий, танцевал в дуэте с Алисией Аматриан, Джульеттой в составе, который мы видели тремя днями ранее. И после ван Манена уже упомянутая невразумительная "Легенда" Крэнко на музыку Венявского оставила совсем равнодушным. Зато порадовал "Мопи" Марко Гекке - живенькое, энергичное соло Фридемана Фогеля-Ромео на музыку К.Ф.Э.Баха. Жаль, что короткий, но такой экспрессивный дуэт Дугласа Ли «Fanfare LX» второе отделение завершил.

И в третьем отделении первым показали опять Крэнко - дуэт из еще одного его полнометражного балета "Укрощение строптивой" 1969 года, Катарина и Петруччо сначала собачились, потом миловались - комичные сюжетно-костюмные танцульки. То ли дело Ицик Галили - наряду с Ван Маненом его "Моно Лиза" оставила самое сильное впечатление: под светом прожекторов два исполнителя, Алисия Аматриан
Александр Джонс, выдавали бешеную экспрессию, с элементами даже стриптиза (шучу-шучу, просто парень в какой-то момент майку с себя стянул). Финальный дуэт из "Дамы с камелиями" Ноймайера неплохо исполнили, но мы его уже слишком много раз видели. А финал «The Seventh Blue» на фонограмму "Девушки и смерти" Шуберта хорош разве что тем, что удачно завершает программу, в нем солисты работают вместе с кордебалетом, причем почти на равных, едва один из артистов выделяется среди массы, остальные на него прикрикивают, образуются и распадаются пары и трио - но, в общем, чисто декоративный, хотя и симпатичный экзерсис.

В целом, считая с "Ромео и Джульеттой", я от Штутгартского балета ожидал несколько большего, но потому, вероятно, что после Бежара, Бауш и финнов грех было не раскатать губу. А штутгартская труппа показала нормальный, достойный, в хорошем смысле средний уровень - и по качеству программы гастролей, и по исполнению отдельных произведений.

( Collapse )

В небе над северной Норвегией подбили друг друга британский и германский военные самолеты, но все члены обоих экипажей выжили. Немцы добрались до пустого охотничьего домика, а вскоре туда же приползли и англичане. Попеременно захватывая друг друга в плен, враги становятся друзьями, устраивают интеллектуальные коллоквиумы и спортивные состязания, обмениваются сувенирами. События, допустим, реальные, но для игрового кино изложены слишком уж схематично. Вплоть до того, что социальный и возрастной состав экипажей практически симметричный оказался. Самые любопытные звенья в них - конечно, молодежь, еще и благодаря актерам: юный раненый немец, идейный гитлеровец, не расстающийся с "Майн кампф" и поначалу беспрестанно на нее, как на Библию, ссылающийся - безупречный Дэвид Кросс; разбитной молодой британец - золотушный Руперт Гринт. Кино между тем не столько даже антифашистское, сколько пацифистское, но это еще хуже и противнее, едва англичане успевают упрекнуть немцев, что те, дескать, агрессоры и захватчики, как им самим приходится признать: Великобритания до середины 20 века проводила в мире ровно ту же колониально-империалистическую политику. О том, насколько неоднозначными были последствия этой британской (да и германской, доведи ее немцы до конца) политики, ведь помимо "угнетения" и проч. "колонизаторы" несли дикарям цивилизацию, и сколько всего понастроили, а потом оставили им даром (и теперь неблагодарные дикари платят взамен террором), речь, разумеется, не заходит. Зато когда дружный маленький интернационал, возникший среди снегов и льдов Норвегии, разрушает британский патруль (что характерно - не германский, и это тоже принципиальный момент), англичан свои же готовы обвинить в предательстве. Русские на их месте моментально отправились бы в Сибирь или даже к стенке, а английские летчики - всего лишь на следующее задание, где их снова подбили, причем выжил только один. А спустя много лет, в 1970-е, как следует уже из титров, англичанин и немец снова встретились, уже как друзья. Кино, то есть, о том, что все люди - братья, и на войне в том числе. Ну люди-то, может, и братья, а пойдите докажите это русским, арабам или хотя бы китайцам. Однако насколько приятнее пребывать в плену иллюзий.

У Китано, когда он задумывает сделать что-нибудь изысканное или забавное, получаются "Куклы" или "Такешиз", но "Беспредел" - самая ординарная и невыносимо занудная мафиозная сага. Китано в ней отвел себе роль якудзы, так сказать, "среднего звена": Отомо - уже пожилой и не шестерка, но продолжает выполнять поручения глав семейств и председателя. А они все врут друг другу, подставляют, интригуют, постоянно идел передел сфер влияния - полиция в сговоре, конечно. Но разборки и интриги якудзы ни капельки не увлекают, их побоища и перестрелки, вперемежку с ритуальными церемониалами подчеркнутой вежливости, просто нелепы, а натуралистические детали, при всей омерзительности железного штыря, воткнутого в ухо, и фейерверка из отрубленных пальцев в лапше, нелепы в еще большей степени. Идея, однако, считывается: уходят старые якудза, вот и председательствующего в белой олимпийке, как тот ни просчитывал все наперед, убивает его же правая рука, заодно и наследника, занимая его место. Отомо предпочитает сдаться полиции, но и его настигает в тюрьме заточка мстительного "коллеги", полицейский идет на повышение, а следом в прокат выпускается "Полный беспредел", где выживший Отомо будет, вероятно, мстить немногочисленным уцелевшим персонажам первой части и новым конкурентам. Если чья судьба в "Беспределе" и трогает, то несчастного негритоса, посла карликовой африканской страны, в чьем посольстве, шантажируя горе-дипломата и одновременно угрожая ему смертью (весьма изощренными способами - подбрасывая в туалет змеюку, например), якудза открывают нелегальное казино. Бедный посол вынужден в своей машине и трупы вывозить, и сам закапывать, и все лишь за 20 процентов от дохода - и тут негров притесняют, никуда не денешься.

Еще один старый фильм с двд в кинотеатре им. Моссовета, колхозная обстановка которого парадоксальным образом соответствует формату подобного рода показов. Франсуаза Дорлеак удивительно похожа на сестру, но черты лица тоньше, чем у Катрин Денев, а может это сейчас, с временной дистанции, так кажется. Героиня Дорлеак - стюардесса, которая охотно идет на контакт с немолодым и женатым редактором литературного журнала. Вообще филолог для Франции 1960-х - фигура значительная, и сюжет фильма во многом строится на статусе персонажа. "Ионеско так делает?" - уточняет он по ничтожному поводу на всякий случай. В Реймс из Парижа герой отправляется, чтобы представить фильм Марка Аллегре об Андре Жиде, с которым был лично знаком. Все эти детали в контексте 1960-х, надо полагать, значили гораздо больше, чем можно считать сегодня. Теперь "Нежная кожа" воспринимается в меньшей степени как сатира на интеллектуальный истеблишмет, а в большей - как мелодрама об адюльтере. Захватив с собой в глубинку любовницу, литературовед никак не может остаться с ней наедине, общество провинциальных интеллигентов не дает ему вздохнуть. А когда сбежав от надоедливых и навязчивых собеседников несчастному мужику удается все-таки провести с девушкой ночь, возникают проблемы с прозорливой не в меру женой. Любовница при этом вовсе не жаждет начать с ним новую семейную жизнь, хотя он уже и квартиру присмотрел. А жена, обнаружив снимки мужа с девушкой, берет в руки ружье, отправляется в кафе и стреляет в него там на глазах у посетителей. Забавно, что как и в "Лифте на эшафот" Луи Малля, у Франсуа в "Нежной коже" катализатором трагической развязки становятся фотографии, а точнее, пленка, отданная в печать.

Подборка неплохая, но по-настоящему запоминающихся короткометражки, пожалуй, две, и ни одна из них не шедевральная. "Удар хлыста" ("Кнут" в титрах) Дэмиана Шазеля - мини-триллер про молодежный джаз-оркестра под управлением дирижера-изувера и новенького барабанщика (причем и парня, и старикана играют известные, точнее, узнаваемые на морду актеры, которых я не знаю по именам): руководитель сначала обнадеживает новичка, а потом начинает прессовать круче, чем в армейском десанте, вплоть до того, что отбивает заданный ритм пощечинами. "Голый" Светланы Черниковой - 7-минутная черно-белая зарисовка, типично новорусская по духу и сильно заказухой отдающая, но при этом, нельзя не признать, остроумная по задумке - увы, не по исполнению. Два немецких солдата находят голого русского, но поскольку знаков различия на нем нет, начинают спорить, русский он или просто контуженный, потерявший дар речи немец, по аргументам, которые они приводят, можно понять, что немцы - полные идиоты, а русский, улучив момент, убивает их дубиной и идет себе дальше, так что общее ощущение довольно противное, а усугубляется оно еще и нарочито наивно, от руки нацарапанными финальными титрами типа "спасибо нашим дедушкам за победу".

Еще две относительно заметных вещицы - "Мы уезжаем" (реж. Закари Трейц, США) про немолодую пару, которую выселяют из арендованного дома, а они не могут бросить своего домашнего крокодила, небольших размеров, но самого настоящего американского аллигатора, и новое место для него также подыскать непросто, а крокодильчик еще и гадит почем зря, но они все равно его любят и берут с собой; и "Семена осени" (реж. Патрик Эклунд, Швеция) - отчасти поэтичная, отчасти абсурдистская история про соседей: в домик въехала машина и пробила стену, денег на ремонт не хватает, и тогда пара, в которой мужик незадолго до этого стал инвалидом в результате аварии, предлагает соседу оплодотворить свою жену, а у соседа и со своей-то женой не лады, но соседка ему нравится, так что хотя от выгодной сделки он под влиянием жены и отказывается, зато, мечтая о соседке, налаживает собственную личную жизнь.

Обидно, что не очень интересные мультики, которые всегда радуют больше. "Марсель, король Тюрверна" Тома Шредера еще ничего - про беспокойного петуха, которого не взял ни птичий грипп, ни санитарный надзор, ни собственный подросший сын, решивший побороться за других кур, персонажи нарисованы неплохо, но быстро приедаются, а ни серьезной мысли, ни чего-то особенно смешного тут нет. А южнокорейско-американский экзерсис "38-39°C" (реж. Ким Кан Мин) с картонными фигурками в банной парилке - просто невнятная чепуха. 3-минутную зарисовку "Девочка" (реж. Люси Ласкомб) про юную балерину я тоже не воспринял. А датская (во всех, получается, смыслах) документалка про 100-летнюю бабку "Мики Бадер" (реж. Фрида Кемпфф), которой с мужем евреем удалось спастись в 1940-е годы, родить после войны детей и дожить до наших дней, и теперь она каждый день зимой и летом ходит в морскую купальню - ну это для телерепортажа хорошо, а не для кино.

Выставка авангарда из Самарского музея, оказывается, работает не в основном здании на Гоголевском, а в пристройке, но по тому же практически адресу - мы сначала не разобрались и удивлялись, куда она делась, если должна работать до июля. А выставка самарская - высокого класса. Даже неподписанные работы неизвестных или малоизвестных художников - интересные, запоминающиеся. Кто такой, например, Адливанкин? Никогда про него не слышал, а три представленные портрета его работы - один лучше другого. Много и авторов с громкими именами, начиная с Малевича - одна, правда, работа всего, но крупное кубистское полотно 1913-1914 гг. "Жизнь в большой гостинице". Зато Ольга Розанова представлена сразу тремя вещами того же периода - "Пожар в городе", "Постройка дома" и прелестный, хотя самый маленький из трех по размеру, "Бульвар" с изображением гуляющей дамочки, плюс один симпатичный абстрактный живописный этюд Веснина. Коллекция не концептуальная, составлялась в свое время по принципу "из того, что было", но каждый отдельный предмет заслуживает внимания. Два ранних и очень ярких, в машковском духе, натюрморта Самохвалова - прекрасные. Великолепные пейзаж Лентулова, неплохой, хотя обычный, Кончаловский, одна картина Рождественского, две и просто чудесные - Кравченко, "Корольковские дачи" и изумительный "Розовый дом". Художника Якулова больше знают как модель - благодаря хрестоматийному портрету Кончаловского, а здесь самая большое по размеру произведение на выставке - собственная якуловская "Фантазия" 1910-х годов, полуфутуристический-полустаринный городской пейзаж, впрочем, не особенно выразительный. Как и "Погребение Христа" Бориса Григорьева - не самая, мягко говоря, выдающаяся его картина. А вот на чудесную "Девочку в розом платочке" 1917 года в жизни не подумаешь, что это тщательно выписанное и относительно традиционное по тематике и стилистике произведение принадлежит Давиду Бурлюку, если б не подпись в пол-холста.

Жалко, что мало времени осталось на авангард из Самары, потому что слишком долго проторчали на Миро по соседству, а он того не стоил. Точнее, Миро стоил, но не в таком виде. Неплохая, в принципе, экспозиция, но, во-первых, не открывающая в художнике ничего нового (ни одна их представленных работ по уровню не дотягивает до того Миро, которого можно видеть по чуть-чуть в европейских музеях, при том что, безусловно, в сравнении с позорищем, когда в ГМИИ выставлялись с десяток листков графики Миро майоркского цикла, нынешний проект просто супер), а во-вторых, небесспорно структурированная. Разбить ее на тематические разделы "Голова", "Птица", "Персонаж", при том что номинально присутствуют произведения самых разных периодов творчества художника - ошибочное, по-моему, решение, именно в силу того, что для Миро, и это на каждом шагу подчеркивается к экспликации, не существует разницы между головой и телом, птицей и женщиной, персонажем и пейзажем - формы подвижны, проникают друг в друга. Для того ли, чтоб это наглядно продемонстрировать, разделам даны соответствующие заглавия - не знаю, но результат, кажется, достигается обратный. В итоге наиболее выигрышно смотрится скульптура - ее достаточно много, но залы ею не перегружены, вещи интересные, разнообразные. Живопись и графика хотя и преобладает по числу предметов, куда менее яркая, при том что в наличии и большие полотна (особенно хороша "Птица в пейзаже"), и скромные графические, и книжная иллюстрация (немногочисленная, связанная с изданием "Короля Убю" Жарри), и в длинных витринах под стеклом рисунки на многометровых бумажных лентах. Выставка дает понятие о том, что за художник Миро, если знакомишься с его творчеством впервые, но если такое понятие у тебя уже сложилось, проект кажется недодуманным и скудным, все эти витрины с игрушками и масками по авторским эскизам, макет дома на Майорке и уголок мастерской, как бы условно реконструированный - ну очень все наивно. Поскольку большинство работ "без названия", не всякий раз доходят руки (в смысле глаза) прочитать каждую этикетку, а ведь на некоторых изложена целая сюжетная программа: "Женщина с растрепанными волосами из-за птицы на рассвете" или "Радость девочки перед солнцем. Стая птиц с первым лучом рассвета. Голова" (все это поздние работы, которые на выставке явно преобладают). На самом деле, конечно, Миро интересно разглядывать подолгу и не заморачиваясь на контекст - тогда из абстрактно-сюрреалистических композиций проявляются фигуры антропо- и зооморфные, забавные персонажи с крылышками, рожками, глазками... А проект рассчитан скорее на информационно-культурологический, "просветительский" (чего лично я ужасно не люблю) посыл, слишком много пояснений, текстов, цифр - при не таком уж большом объеме собственно творчества художника.

Конечно, задержали концерт на сорок минут, и без всяких объяснений, тем более извинений - для Гергиева это нормально, да сорок минут - считается, что еще по-божески. С другой стороны: кто привозил Натали Дессей? Гергиев. Кто сейчас до Москвы довез Рене Папе? Опять Гергиев. Ну что же, сорок минут ради такого случая можно и подождать. Бабкам, опять же, и студентам без счета дают входные - хорошо это или плохо, положим, вопрос, и еще больший вопрос, зачем бабкам Рене Папе, не говоря уже про симфонические медитации Мессиана, но на другие концерты так просто ведь не придешь, и это тоже факт. Ну и главное - чтоб артист уровня Рене Папе пел днем, пусть даже небольшой блок в концерте - это вообще немыслимая история, зато типично гергиевская, но лично меня как раз очень устроило. Четыре симфонические медитации "Вознесение", юношеский ученический опус Мессиана, правда, посреди дня звучал даже в достойном исполнении не особенно уместно, а оркестровые картины из "Китежа" Римского-Корсакова еще и достаточно поверхностно, тем более, что в программы Пасхального фестиваля Гергиев их включает с явно излишней настойчивостью и частотой. Как и 3-й акт "Валькирии" Вагнера, впрочем - третий раз на моей памяти. Но тут же Рене Папе пел, а для такого случай Вагнер - оптимальный вариант. Развернутая сольная сцена Вотана - прощание с Брунгильдой и заклинание огня. В какой-то момент случилась почти незаметная запинка, но в остальном - на отлично все сделал. И не только по вокалу - Папе и артист, и личность уникального масштаба. А когда бы еще мы его послушали не просто ради галочки, а нормально, как положено, из первых рядов партера? Вот и выходит, что при всех организационных огрехах Гергиеву следует сказать спасибо.

А ведь бабки хвалили - вот и верь после этого бабкам. Нет, понятно, чего от театра Армии ждать, потому туда и не ходит никто из тех, кого мы знаем. Но все-таки "Чайка", к тому же не просто на малой сцене, а в особом пространстве, хотя посадить кучку зрителей на подмостках, а актеров вывести в зал - тоже, мягко говоря, не новость. И я не ожидал подобного, иначе бы просто не стал тратить вечер. Дурно стало с первой минуты, когда исполнители под музыку чинно пошли со свечками и принялись расставлять их вдоль импровизированной авансцены прямо у нас под ногами и под нависающим над открытым огнем искусственным плющом. Потом в антракте обгоревшие свечки заменили на новые и так они горели до самого конца, пока все персонажи снова не забрали их под музыку. Так что со второго акта между свечками лежала и убитая чайка - Нина перед антрактом вместо того, чтоб безмятежно радоваться неожиданному расположению Тригорина, со страхом смотрела на нее, предсказывая как бы свою горькую долюшку. Как хорошо быть дочкой худрука - главные роли обеспечены при любом раскладе. И неважно, что когда в четвертом акте Нина жалуется на истощение, а Треплев предлагает ей подкормиться, глядя на Татьяну Морозову трудно удержаться за стул и не сползти на пол от хохота. Заречная, конечно, у Чехова не больно талантлива и умна, но у Морозовой она просто корова (и это даже если не брать в расчет комплекцию артистки). А уж когда она в костюме монашки и с фонарем в руке начинает выкликать орлов и куропаток, прямо оторопь берет - героиня, что ли, служит при птичнике и ее питомцы разбежались, приходится с фонарем искать? Веселее только Полина Андреевна, сохранившая к старости манеры а ля Рената Литвинова, простирающая руки и закатывающая глаза по любому поводу, и все норовящая проткнуть Дорна зонтиком. Колоритен, впрочем, и краснорожий Сорин, до антракта скачущий на одной ноге, а после подпрыгивающий на костылях, которые того гляди откинет. На человеке внешне более-менее похожа Аркадина, но бездарна она так же, как остальные, если не страшнее. Мужчины же все одинаково безликие, облезлые и никчемные, будто соленые огурцы из общей бочки. (Вроде бы в премьерном составе Треплева играл Кемпо, который теперь Дориан Грей у Меньшикова, но судя по его успехам там постановка потеряла немного, разве что физиономия у этого Кемпо попригляднее, чем у нынешнего Треплева). Спектакль между тем длится почти три с половиной часа, несмотря на огромное количество купюр в тексте (а тот, что остался, перевирается исполнителями безбожно) - вплоть до того, что несчастному Сорину даже обрубили монолог про "человека, который хотел". Ну да может и правильно - чего еще мог хотеть Сорин, оказавшись в театре Армии? А иначе действо бы и все четыре часа с лишним могло длиться, со свечками-то под музыку ходить можно сколько угодно. А еще же Шамраев должен Медведенке сказать: "Семен Семеныч..." - без армейских приколов никуда.

"Наступает момент, когда хочется что-то не посмотреть".