Широко закрытые глаза

В программке указано, что действие происходит в наши дни, но тут же уточняется, что премьера пьесы состоялась в 1895 году, и именно к 1895 году понятие "наши дни" следует в данном случае относить. В пространстве ШДИ на Сретенке вообще с исторической хронологией взаимодействие особое, здесь Гомер, Шекспир, Пушкин и Уайльд - современники, и ко всем подход более или менее универсальный. Вот и трескучее пустозвонство уайльдовой комедии актеры еще васильевского призыва декламируют на приподнятых тонах, двигаясь в хореографии Олега Глушкова совершенно не так, как должны в представлении советских интеллигентов вести себя аристократы поздневикторианской Англии (ср. хоть телеспектакль А.Белинского), а поминутно, подобно персонажам чеховских водевилей в постановке Мейерхольда, падают в обмороки, слуги же тем временем пьют за хозяев их дорогие напитки.

Если в "Идеальном муже" Богомолова звенящая пустота исходного текста становится для режиссера благодатным материалом для не столько даже осмысления, сколько для иллюстрации повседневной жизни, то у Яцко пустопорожнее фразерства Уайльда с его навязчивым повторением формулы "в наше время" доведено до абсурда, искусственно сконструированные афоризмы выхолощены до полной бессмыслицы - "сиюминутное" содержание, которого у автора и без того минимум, уступило место "вечной" форме, и в тексте режиссер с исполнителями ловят скорее поэтический ритм, чем прозаический смысл. Художник Игорь Попов дополнил пространство зала "Манеж" меблировкой для традиционного английского чаепития, садовыми деревцами в кадках, а также огромным черным догом, которого водят на поводке в начале второго акта, и небольшим белым роялем, за которым тапер типично "васильевской" фактуры (с бородой и нездешним взглядом) наигрывает то Вагнера, то Шуберта. Впрочем, "музыкальный вечер леди Брэкнелл" разворачивается в фойе "атриум" на протяжении антракта, звучат произведения на стихи Уайльда, гостям подают бутерброды с маслом и зеленый листовой чай в изящной посуде - леди ведь так переживала за программу, терзала племянника, и сразу видно - не напрасно. Жалко только, обошлось без сэндвичей с огурцами, но, впрочем, после спектакля по случаю премьеры и дня театра устроили отличный фуршет с ореховым чизкейком на сладкое - а в наше время не может быть ничего серьезнее.

Несколько лет назад Хлебников с Родионовым представляли на "Любимовке" документальную пьесу "Сельское хозяйство" - смутно помню, потому что послушал тогда несколько первых минут и убежал куда-то, но вроде там было про свиноводство и с наглядным пособием в виде схем на ватмане. Мне это показалось в любом случае смешным, однако в "Долгой счастливой жизни", не то что в гениальной, по-моему, "Сумасшедшей помощи" или милой безделушке "Пока ночь не разлучит", совсем нет ничего смешного, во всяком случае, иронического подтекста авторы определенно не закладывали. В этом смысле новый фильм Хлебникова-Родионова ближе к их "Свободному плаванию", только теперь уж точно - "приплыли".

Александр Сергеевич (Яценко) продал магазин и взял кредит под фермерское хозяйство. Но что-то с документами не совсем чисто, или просто решили землю оттяпать - короче говоря, предлагают крестьянам компенсацию, и чтоб выметались. Сергеич поначалу даже не против, но поселяне и поселянки поднимают бунт, готовы с охотничьями ружьями отстаивать свое право на землю и на труд. Тут самое интересное, что Сергеич, человек не совсем местный и более развитый интеллектуально (хотя у Родионова пейзане все говорят нарочито "простонародным слогом", но речь главного героя все равно выделяется приподнятой лексикой и общим пафосом: "я поднимаю деревню, я инвестирую в труд" и т.п.), и инициатива сопротивления поначалу исходит не от него - он, сожительствуя к тому же с секретаршей, готов согласиться на копмпенсацию, да не может подвести своих людей, хотя и сам удивляется: "У меня народ че-то очень сильно захотел работать - может привыкли?" Естественно, очень скоро выясняется, что народ так просто покричал и охотничьими ружьями помахал, а дальше - один починил трактор да и свалил вместе с ним, другому (персонаж Александра Алябьева, который и в фильме носит ту же фамилию для пущей достоверности) "рыбарить" надо с отцом, у третьего - девушка, четвертого (Евгений Сытый) жена пилит и он предпочитает завербоваться в Карелию. И когда доходит до настоящей драки, Александр свет Сергеевич остается с начальством гражданским, партийным и милицейским один на один, успевает проломить голову и пострелять, а дальше - тишина.

Заранее понятно, что название фильма следует понимать с точностью до наоборот, но даже если отбросить эпитеты - это вообще не жизнь, то, что происходит с персонажами картины, не человеческое существование. Съемки проходили в поселке Умба (вот название так название, а не то что "долгая", "счастливая" - умба и есть умба), жители его участвовали в проекте типа как актеры, ну и молодцы, подзаработали немножко. Для режиссера же, наверное, эта история что-то значит. Слава Богу, Хлебников (кого еще ради я заставил бы себя подняться на утренний пресс-показ в "Пионере"!?) с его умом и талантом не способен в принципе соорудить что-нибудь типа фильма Светланы Басковой "За Маркса!", где просвещенные рабочие, насмотревшись Годара и наслушавшись лекций об эстетике Брехта, организуют независимый профсоюз:

http://users.livejournal.com/_arlekin_/2344270.html?mode=reply#add_comment

у Хлебникова революционное движение в отдельно взятой Умбе моментально сходит на нет и вроде бы у режиссера со сценаристом нет на сей счет серьезных надежд. Иллюзии о сознательном пролетариате здесь подвергаются жесткой ревизии. Но остается грусть - мол, неправильно как-то все. Почему, собственно, неправильно? Интеллигентам больно от этого, все бы им за народ печалиться - а народу все равно, ничего не больно, курица довольна, ему хорошо и так, что хочешь с ним - то и делай. Вот за что сражалась героиня Фэй Данауэй в "Оклахома, как она есть" Стэнли Крамера - вопросов не возникало. А землеройкам из Умбы за что бороться? Хорошо еще, что фильм, по крайней мере, честно и художественно убедительно констатирует очередной крах идеалов "общинного социализма" - вековечной мечты интеллигентов-народников, печальников земли русской, которые землю эту видали только в цветочных горшках да еще разве что на Новодевичьем кладбище.

Да, нету единства в рядах трудящихся. Выражаясь старомодно, в произведении отразилось разочарование прогрессивно настроенной интеллигенции в протестном энтузиазме широких масс - именно в силу художественного, а не чисто идеологического (как у Басковой) подхода к теме проблематика "Долгой счастливой жизни" оказывается шире, универсальнее никому сто лет не интересных крестьянских бед, и значительнее, чем, может быть, думалось его создателям. Ну а герою, который все понимает, но не может поступиться принципами, остается действовать по программе, описанной в "Кошкином доме" Маршака: "и ковров ты не спасешь, и сама ты пропадешь".

Главное, чтоб Хлебникову не ударило теперь в голову отправиться с кинопередвижкой по деревням просвещать пейзан, Годара им крутить и про Брехта рассказывать - вот бы людей насмешил. С такими фильмами и с такими мыслями совсем в другую сторону надо ехать, в Берлине уже побывали, но чем дальше - тем лучше.

Кино слабое, и наверное, по другому не могло быть при таких обстоятельствах: в основе - мемуары прототипа главной героини, участвуют суперзвезды, а режиссер постоянно самоустраняется. Но как ни странно, опус любопытен, помимо чисто познавательной стороны, еще и множеством неожиданных, неубедительно поданных художественно, но в основе своей правдивых (якобы) и потому занятных сюжетных поворотов. Девушка подрабатывала стриптизершей на частных вызовах, но надоело, и подалась она со своим любимым песиком в Вегас, а там устроилась в контору "Дикс инк", где тут же влюбилась в босса, этого самого Дикса. Почему молодая бабенка непременно должна влюбиться в персонажа Брюса Уиллиса, лично я не понимаю, но куда более удивительно, что Дикс оказался примерным супругом, хотя жена его (Кэтрин Зета-Джонс) на первый взгляд - редкостная стерва. К отставной стриптизерше он проникается взаимной симпатией, однако не позволяет себе лишнего и даже пытается ее уволить, да вынужден вскоре взять назад, настолько незаменимым сотрудником она оказывается. А занимается "Дикс инк." азартными играми, что и составляет основное содержание картины. Честно сказать, я не понял и не особенно пытался понять технологию их деятельности - что-то они там следят за колебаниями ставок и зарабатывают на проигрышах других, ну да и бог бы с ними. Следить за перипетиями личной судьбы героини не то чтоб интереснее - просто стандартная схема жанра предполагает совсем иное развитие событий, а тут романа с работодателем у героини не случилось, зато встретила парня-журналиста из Нью-Йорка, переехала к нему и втянула в работу, по законам Нью-Джерси нелегальную, сам же подалась на Карибы с отмороженным букмекером (Винс Вон) и чуть было не засадила хорошего мужика за решетку, вмешался снова Дикс с женой, сменившей также гнев на милость. В общем, все даже хорошо для всех кончилось, кроме букмекера, но и он не заключенным оказался, всего лишь подался в уборщики, остальные же того лучше устроились. На обычный в таких случаях вопрос Александра Гордона "про что кино?" ответить затруднительно - про жизнь, про любовь. Но надо же, однако - какие все эти авантюристы-игроки честные, и женам не изменяют, и десятки тысяч долларов наличными готовы доверить, и даже законы по возможности стараются соблюдать (герой Брюса Уиллиса потому и сидит в Вегасе, что в Нью-Йорке не смог бы работать легально) - ну прямо образцы высокоморального поведеия.

Пишут, что это римейк фильма 1984 года, а в нем на США нападали руские, но оригинал мы тогда, конечно, видеть не могли, слишком заняты были борьбой за мир (во втором классе даже письмо Рейгану сочиняли с требованием ядерные испытания прекратить). Теперь в Америке высадились северные корейцы, но с самого начала говорят, что "им кто-то помогает", и гадать не надо, кто именно - появляется совершенно людоедского (очень похоже на правду) спецназовец в голубом берете (очевидно, десантнтик, но в данном случае не принципиально). Почему-то русских здесь называют "наемниками", как будто эти ублюдки в голубых беретах сами по себе действуют, без приказа - ну-ну. Так или иначе инициатива агрессии исходит от Северой Кореи, обладающей неким сверх-оружием (что-то связанное с электро-магнитными импульсами, но я плохо в подобных вещах разбираюсь, да и авторы фильма вряд ли намного лучше). Для сюжета важнее в данном случае то, что на оккупированной территории возникает отряд сопротивления, состоящий из подростков (и среди них Джош Хатчерсон) под руководством старшего брата одного из ребят (Крис Хемсворт), своего рода "Молодая гвардия", именующая себя "росомахами". Неуловимые мстители (в оригинале фильм называется "Красный рассвет") используют тактику партизанской войны и вносят дезорганизацию в порядок, который пытаются насадить захватчики.

По жанру кино - боевик, и, разумеется, третьесортного качества, стрелялки-догонялки сегодня сплошь и рядом случаются куда как занимательнее. Да и может ли быть иначе, когда все хоть сколько-нибудь талантливые кинематографисты Запада бичуют карающей лирой корпоративный капитализм и разоблачают происки американской военщины, нарушающей права человека и преследующей "мирных жителей"? Между тем именно сегодня, в отличие от 1984 года, на уровне замысла картина кажется весьма любопытной. Ведь здесь те, кто в современном кинематографе считатся "мирными жителями", приходят завоевывать Америку. Силой оружия, но не только: "Мы не враги вам, вы тоже жертвы американской культуры" - объявляют корейцы, загоняют в американцев в лагерь, перевоспитывают, под дулами пулеметов строят "общество на справедливых основаниях". Вторжение и концлагеря - допустим, жанровая условность, но ведь антиамериканская демагогия - повседневная и навязшая в зубах действительность, политическая, медийная и, в том числе, художественная.

Тем ценнее, что в "Неуловимых" отчизны верные сыны не складывают оружия и не покоряются в мыслях: "Свобода досталась нам по наследству, теперь настала пора за нее сражаться". Более того, допускается вызывающе неполиткорректное сопоставление, ведь подростки, прежде чем окончательно ступить на тропу войны, теряют родителей, однако каждый - по своему: белый папа-полицейский героически погибает, выкрикнув призывы к сопротивлению, а интеллигентый папа-негритос идет в коллаборационисты (сын за отца не отвечает, и когда впоследствии негритенку-"росомахе" вживляют "жучок" в тело, он поступает прям как А.Матросов).

Главный слоган "росомах": "для них это просто какая-то земля, для нас - родной дом", звучит чересчур пафосно, но суть в другом. Забавна ведь сама по себе идея поменять ролями захватчиков и жертв, представить жертвами американцев, а захватчиками - тех, кого они якобы "угнетают" в странах т.н. "третьего мира". Другое дело, что клише, характерные для американской культурной мифологии независимо от художественного и финансового размаха проекта, будь то очередной шедевр Бигелоу или какая-нибудь громыхающая шняга типа "Спасти рядового Райана", присутствуют и в "Неуловимых", куда ж они денутся. Для "росомах" индивидуальные интересы выше общих, личные чувства важнее поставленной задачи - при таком подходе вряд ли возможно победить в настоящей войне, тем более в войне партизанской. К примеру, младший брат лидера команды (Джош Пек) вместо того, чтоб выполнять задание, бросается спасать девушку из автобуса и ставит под удар весь отряд, но его, слегка пообижавшись, прощают - потому что понимают. И в этом сила, которая морально противостоит корейцам, русским или другим стадным дикарям.

А что касается качества исполнения - да уж, радоваться нечему. Начать с того, что в оккупированной русско-корейскими захватчиками Америке продолжают жарить гамбургеры в фастфудовских забегаловках и работают частные магазины одежды - бедолаги-киношники, пытаясь вообразить настоящий ад, явно не понимают, с кем они имеют дело и с чем им придется столкнуться, когда (а это неизбежно) их убогая антиутопия воплотиться в жизнь. Возникает, грешным делом, подозрение, что обыкновенная для американского кино "антиимпериалистическая" схема тупо вывернута наизнанку с подлой тайной целью, чтоб лишний раз и максимально доходчиво для "тупых америкосов" показать, как себя чувствуют "мирные жители" на "оккупированных территориях", чтоб снова и снова оправдать террористическую деятельность против США (мол, "они защищают родину"). Но не хочется думать о создателях фильма слишком уж плохо, будет с них и того, что они совершенно бездарные.

На новом месте лучше, чем было в "Манеже" - компактнее, или, как сказал Андрюша Климов, "интимнее", к тому же наливают (в прошлом году, будто предчувствуя прощание в "Новым манежем", сами художники подготовили небедный стол с едой, но не было даже воды, а на вернисаже важнее поить, чем кормить, что на сей раз тоже учли). Правда, мы дорогой от Садового (ехали из Киноцентра на Троллейбусе до Мещанской, довольно удобно и быстро, несмотря на пробки) промахнулись мимо Пушкарева переулка, безумная-то фея вообще не понимает, на каком свете находится, а я последний раз ходил в "МАРС", когда здесь проводили фестиваль комиксов, пока он не переехал на "Винзавод" - пришлось возвращаться, но встретили людей, которые тоже шли на выставку с противоположной стороны Трубной. И переулки в этих кварталах совсем не чистят, хуже чем спальные районы - непролазные сугробы, ледышки и грязь в ассортименте. Да ладно, не опоздали, а выставка, как всегда, отличная.

Работы художников-сценографов интересны еще и тем, что тут на равных выступают спектакли из Москвы, Питера, Дюссельдорфа (видеоинсталляци Маши Трегубовой в связи с "Процессом" Могучего по Кафке) и Калуги, Каменск-Уральска, а также коллективов подчинения московской области, о которых в Москве известно меньше, чем о театрах Калининграда и Владивостока (без всяких шуток), а постановки театра им. Маяковского, РАМТа и МТЮЗа - с Театром, например, Луны, куда (я-то, между прочим, видел представленных "Дориана Грея" с "Шантеклером") не ступала нога просвещенного зрителя, не говоря уже о профессиональных критиках, а ведь макеты - отличные. Есть и совсем странные моменты - афиши к "Страстям по Емельяну" продюсерской компании Сергея Безрукова, в оформлении которой использованы фото из т.н. "хохмодрамы" Безрукова-старшего "Ведьма", ужасающей халтуры, выпущенной еще в 2001 году под другой вывеской и отчего-то представленной в эскпозиции "Итогов" теперь - а я-то надеялся, что у Безрукова не вкуса, так хоть совести хватило отказаться по крайней мере от этого позора, да видно, участие в патриаршем совете по культуре отбивает совесть вместе со вкусом напрочь.

Вообще на исторических выставках в Бахрушинском, скажем, музее, интереснее рассматривать эскизы - когда речь о Судейкине или Бенуа, то это не прикладные разработки, а самодостаточные произведения искусства. На "Итогах сезона" в большинстве случаев как раз эскизы смотрятся далеко не всегда эффектно, зато привлекают повышенное внимание макеты. Около трети, может и чуть больше, я опознаю издалека - видел спектакли, а есть такие, которые, пожив еще немного, собираюсь посмотреть в ближайшее время, но понятно, что при таком раскладе в первую очередь уделяешь время неопознанным объектам. А там тоже много интересного. Хотя в любом случае вне конкуренции - Бархин (у него ползала, почти что мини-персоналка - "Пунтила", "Таланты", "Шуты"), Арефьев ("Война и мир", "Цена", екатеринбургский и тоже виденный мной "Борис Годунов), Ломакина ("Коломба", "Лир"). Инсталляции приятно разнообразят пейзаж выставочных залов, не добавляя ничего принципиального - выставка по формату сугубо академическая, и в каком-то плане даже узко-профессионального назначения. Но по наполнению, если брать каждый экспонат в отдельности - сколько еще возможностей сцены, оказывается, не использовали до сих пор художники!

Встретил Кирилла Вытоптова - сценография к его "Лесу" в питерском Ленсовете тоже представлена, спросил, не привезут ли в Москву, а он меня огорчил: мол, какая Москва, если закрывать собираются. А ехать же сил нет и времени. Климов тоже - в Нижнем Новгороде с Данцигером выпустили что-то интересное - а я говорю: если вороне как-то Бог пошлет кусочек сыра, то ворона за свои деньги скорее полетит в Лиссабон, чем в Нижний Новгород. Но хоть на эскизы, на макеты посмотреть - не так уж мало. На одном мастер-классе Кама Гинкас говорил, ссылаясь на Бархина: неважно, про что спектакль, по какой пьесе, кто играл и как вели себя на сцене актеры, а важно, чтоб зритель спустя время мог сказать - "все было зеленое" или "все было в целлофане".

Три дня международного конкурса, когда молодые режиссеры представляли эскизы-фрагменты, я почти полностью пропустил - столько всего, что совсем некогда было, и прибежал только на самый конец, застал последний показ - однако редко, но метко. Алексей Франдетти сделал из эпизода "Запрета на любовь" Вагнера стилизованный гей-парад, Антонио и Луцио признавались в том, что живут в паре, призывали к открытому выражению чувств толпу хористов, и на фоне слайдов с поцелуями девочек с мальчиками и мальчиков с мальчиками разворачивался радужный флаг. Если все остальное примерно так же занимательно было - то, конечно, жалко, раз мимо меня прошло. Впрочем, кое о каких еще находках режиссеров я знаю от Феликса, сидевшего в медиа-жюри конкурса. В первый день он от избытка чувств (не ко мне, конечно, а по поводу увиденного на сцене) прислал смс: "Оперу "Моцарт и Сальери" перенесли в наши дни в кабинет чиновника. Сальери шантажирует Моцарта досье, собранном на него ФСБ. Врывается омон, Моцарта бросают лицом на пол". В любом случае мне достался только гей-парад от Франдетти на музыку раннего Вагнера, причем я его в оранжевой маечке конкурсанта и хипстерских очках не признал. И еще не понял, насколько репетиция была имитацией, а насколько реальным рабочим процессом - Франдетти, во всяком случае, будучи актером, и выглядел не как режиссер, но как актер, играющий режиссера в спектакле, построенном как репетиция: очень уж по-актерски, сильно переигрывая, объяснял он исполнителям, что не должно быть капустника, чем серьезнее герои сумеют подать свой каминг-аут, тем точнее, тем вернее.

После двадцатиминутного показа члены международного жюри как под копирку говорили благоглупости вроде того, что театр - не реквизит, а люди, и в опере важны не гаджеты, а человеческие истории, а еще постоянно хвалили артистов "Геликона" и Бертмана лично. Славословия, вероятно, заслуженные, но в таких количества волей-неволей воспринимались как грубый подхалимаж, к тому же они постоянно прерывались "бурными продолжительными аплодисментами". Что касается замечаний по существу вопроса, мол, режиссеры слишком увлечены техническими деталями и мало внимания уделяют драматургии, в особенности музыкальной - то у меня возникли сомнения, имеют ли члены жюри хоть какое-то отношение к актуальной театральной практике, поскольку по этой самой практике совсем незаметно, чтоб их теория пусть частично воплощалась бы в жизнь, и если имеют, то почему так, а если нет, то зачем они сидят в жюри и на каком основании поучают начинающих, но практикующих постановщиков. Другое дело, что действительно концепция одного эпизода может казаться эффектной и оригинальной, а намного сложнее встроить умозрительную идею в хрестоматийный и такой неподатливый музыкальный материал, не перерабатывая его, в том числе и либретто, и партитуру, достаточно радикально (в чем лично я вижу первейшую, насущную необходимость современной оперной режиссуры, если носиться с партитурой как с писаной торбой, театр далеко не продвинется) - потому и приходится зачастую наблюдать: насколько гладко и убедительно излагает свои мысли режиссер в рекламных буклетах и интервью - настолько же невнятно и недоходчиво они воплощаются в сценической реальности.