Широко закрытые глаза

Последний спектакль Любимова, поставленный им на Таганке, хотелось посмотреть давно, и скорее ради галочки - все предыдущие его опусы аналогичного формата, и "Арабески" по Гоголю, и особенно "Сказки", не внушали надежд, что чеховский коктейль окажется лучше, чем "суф(ф)ле" из Джойса и Кафки, гоголь-моголь или гибрид Андерсена с Уайльдом. Так что опыт для меня был важен скорее тем, что Любимов на Таганке больше ничего не сделает - скорее всего, хотя я ни за что не поручусь, преемник Юрия Петровича, 71-летний Валерий Золотухин, по возрасту годящийся отцу-основателю театра в сыновья, и даже не в первенцы, находится в реанимации, а сам Любимов вроде как из реанимации вышел и готов к новой работе, да уже и успел после "Маски и души" поставить в родном театре Вахтангова остро-полемичный, интересный, абсолютно живой спектакль "Бесы" и показал такой класс игры ума, что очень хочется дожить и увидеть, куда Любимов станет развиваться дальше, а в том, что Любимов, приближаясь к "стольнику", продолжает развиваться, после "Бесов" никаких сомнений не осталось. Куда большие сомнения, если на то пошло, вызывает оставленный им театр - до воплощения идеи инсценировать силами Андрея Житинкина текст Александра Хинштейна еще надо подождать, но это хотя бы отчасти смешно, а вот ведь уже состоялась премьера "В поисках радости", что не забавно ничуть.

И поразительное дело - в новом контексте "завещательный" (как оказалось по факту) любимовский спектакль на фоне всего, что случилось, даже если говорить только о творческой работе, на Таганке за последнее время, смотрится как нечто необычайное, лично я испытывал состояние, близкое к эйфории от той свободы, с которой Любимов обращается с материалом, и вместе с тем той изощренной театральной формы, в которую он облекает свои размышления, от насыщенности партитуры спектакля - драматургической и сценографической (Любимов), музыкальной (Мартынов), пластической (Меланьин). При этом ведь "Маска и душа" строится по тому же принципу бриколажа, что практически все, за исключением разве что "Меда" (в основе которого лежала графоманская автобиографическая поэма Тонино Гуэрры), любимовские сочинения 2000-х годов.

Направление драматургии спектакля задает "Остров Сахалин", но драматургическим лейтмотивом служит не он и вообще не чеховский текст, а байроновский "Каин" - так проблему несоответствия видимости и сущности Любимов выводит из социально-бытовой и национально-исторической плоскости во вневременную и мистериальную (не забывая, однако, попутно конкретизировать устами своего персонажа: "русский человек - свинья"), прослеживает ее от грехопадения Адама до Чехова и дальше, не упуская, по обыкновению, лишний раз свести интеллигентские счеты и с комиссарами. Помимо Чехова в качестве действующих лиц на сцену выведены Суворин и Бунин, Горький и Шаляпин, витает тень Мейерхольда. Отдельные тексты Чехова использованы обрывками, вырванными цитатами ("Остров Сахалин", "Мелюзга", записные книжки), другие инсценируются достаточно традиционным образом и выглядят вставными номерами - рассказы "Живая хронология", "Учительи" и "Пассажир 1-го класса", большой кусок из "Степи" (в связи с чем бабка Инка, смотревшая в свое время "Маску и душу" задолго до нас, пришла к выводу: "Все-таки Любимов, наверное, еврей"), а отправной точкой становится рассказ "Маска" и его жалкие, посрамленные герои - "не танцующие интеллигенты без масок".

Воздетый скелет кисти руки в центре сцены - гротескный парафраз на скульптуру Эрнста Неизвестного, "Борис Годунов" Мусоргского в записи Шаляпина, восточные этнические костюмы, - в полуторачасовом действе очень много всего разного, только успевай следить, как и что с чем связано (Шаляпин с Чеховым, например, не только посредством Горького, но, что менее очевидно, через Варламова из "Степи" и Варлаама из "Бориса Годунова", на чью песню в спектакле поставлен дикий танец) - хотя, надо признать, связи порой чисто формальные, ассоциации сугубо субъективные, и выводится Любимовым из сложного, многофигурного, многословного, шумного зрелища простецкая, удобоваримая интеллигентская мораль: "Человек, претендующий на уважение в обществе, не имеет право терять лицо" - неудивительно, что она в качестве "итога" кажется неадекватно банальной. Хотя с учетом того, что сегодня на Таганку, и на "Маску и душу" в частности, ходят в основном школьники и старики, больше школьники целыми классами (к Чехову "приобщаются" - по программе!), по крайней мере что-то пригодное для усвоения этой аудиторией в спектакле присутствует.

"Не надо Бога гневить" - моими же обычными словами увещевала меня безумная фея, которая сама подгребла аккурат к концу второго действия трансляции из "Гоголь-центра". А я ведь и в самом деле с четверь часа донимал бедную, добрую, чудесную, волшебную Лану, чтобы из Театра на Таганке поехать к ним на пост-премьерный банкет, и параллельно обдумывал, что же насчет премьеры в ШДИ, метнуться ли туда после "Маски и души" на второе действие или не нервировать дружественно настроенный менеджмент своим запоздалым появлением, а тупо ограничиться итальянской оперой в американской постановке на экране любимого московского кинотеатра?

Выбрал самый щадящий вариант, то есть последний, пришел, застал конец первого действия, а в антракте спускаюсь - в бывшем ресторане "Чернышевский", много месяцев закрытом и действующем только по особым случаям, гремит вечеринка - и никто не спрашивает при входе ни пригласительных, ни фамилий. Ну я, конечно, захожу туда - а там отмечается выход в свет фильма "Язык ветвей", о чем я узнал задним числом, поскольку потом уже прихватил диск - сначала брать не хотел, у меня ведь нет двд-проигрывателя, так что практического смысла обзаводиться записью фильма не предвиделось, и сначала я предпочел просто поесть и выпить. А наготовили на целый полк, но еда - чисто вегетарианская, в формате, заданном кинопроизведением, очевидно: я такой корм не могу есть даже на халяву, ну если только совсем с голодухи, но пока нет надобности. От ревеневых напитков меня и подавно начинает мутить с первого же глотка. Хорошо еще алкоголь давали нормальный, обычный, не какой-нибудь буддитско-кришнаитский, от спирта очищенный. А выпить - да, выпил, бокал вина, две порции виски с колой и еще одну взял с собой в большой зал, я ж оперу пришел смотреть-слушать.

Спектакль "Мет" не примечателен в театральном отношении ни с какой точки зрения, ординарная оперная постановка, как у Замбелло, но и без ее заебов, то есть совсем невзрачная, несмотря на показушную "зрелищность", пышные псевдоисторические костюмы и некоторый натурализм в деталях - по сюжету один из героев лишается глаза, и смотреть, как это сделано в спектакле, было физически нестерпимо. Написана опера на основе сочинения Габриеле д'Аннунцио в 1914 году, и я ее никогда не слышал раньше, потому несмотря на убожество режиссуры и отсутствие среди исполнителей больших звезд трансляция меня и заинтересовала. Вообще композитора Дзандонаи я до сих пор не знал - оказывается, помимо "Франчески да Римини" у него еще есть опера, созданная по мотивам романа "Женщина и марионетка" Пьера Луиса, который много позже экранизировал Бунюэль (последний его фильм "Этот смутный объект желания") - но если музыка такая же, как во "Франческе да Римини", то много я не потеряю, если не услышу ее никогда. Обычная для этого периода и направления итальянской оперы музычка, из той же серии, что Масканьи, Джордано и т.п., не совсем без оглядки на Вагнера (Дзандонаи, кстати, родом из той части северной Италии, которая принадлежала до войны Австро-Венгрии) - но, мягко говоря, до "Парсифаля" далеко.

Безумная фея, успев забежать еще и в Гоголь-центр на танцы (купилась на ролик с тетеньками-негритянками, а танцевали дяденьки, и даже не раздевались почти, только трогали друг друга руками - Щукин был сказал, что с гомосексуальным подтекстом, но Щукина не было и фея осталась недовольна увиденным), прискакала в "35 мм" только ко второму антракту, и так спешила, что пробежала мимо "Чернышевского", не обратив внимания на тусовку - но стоило мне сказать, что там еще, возможно, осталась еда, и ее как ветром сдуло. Спустился снова и я, а следом и сумасшедший профессор причастился к бару, потом к вегетарианским закускам. Презентация уже подходила к концу, но ведущий еще развлекал публику, и в нем, несмотря на прорастающие из головы ветки, я узнал Олега Соколова, которого помню по спектаклям Малой Бронной и некоторым другим театральным проектам (он у Богомолова играл еще). В толпе гостей заметил Вячеслава Чепурченко из "Табакерки" - ну ему с Чаплыгина на Покровку завернуть ничего не стоило, а больше узнаваемых лиц не углядел. Правда, приходилось спешить опять наверх, досматривать третий акт (то есть четвертый, первые два шли без перерыва) "Франчески да Римини". Безумной фее даже пластиковый контейнер выделили, чтоб остатки сладкого с собой уложить - но кстати, если что на вегетарианском столе и оказалось мало-мальски съедобно, то как раз десерты. Удачно мы, в общем, на оперу сходили.

Выпуски "Закрытого показа" лежат на полках в ожидании эфира месяцами, а то и годами - тем удивительнее, что по случаю падения "челябинского метеорита" не только оперативно собрался представительный интеллигентский синедрион, но и программа с пылу-с жару вышла. И если до сих пор всегда формат "Закрытого показа", помимо обычного диспута по вопросам "чьи в лесу шишки?" и "кто сказал мяу?" с бесконечными мантрами о бездуховности запада и свете с востока, предполагал телевизионную премьеру собственно кинокартины, то в данном случае Секацкий, Сосланд и Третьяков с Леонтьевым онанировали на фильм, который Первый же канал прокрутил еще в прошлом году - первый случай за многолетнюю историю проекта. "Меланхолию" Триера я столько раз смотрел начиная с первой самой демонстрации в рамках ММКФ -

http://users.livejournal.com/_arlekin_/2045061.html

- что уже не стал заморачиваться и зацепил только самый конец, меня интересовали камлания в студии Гордона, я очень надеялся, что будет весело, и картавые заики не разочаровали - заклиная именами Кьеркегора, Шпенглера и Хайдеггера, про конец цивилизации потолковали (естественно, западной, Россия-то - "священная наша держава", и в чем другом, а в этом согласны и Александр Гарриевич с Виктором Товиечем, и Секацкий с Сосландом), и про необходимость и неизбежность веры, и обо всем важном, насущном для человеческой души, вплоть до того, что выступал эксперт по небесным телам, отметил, что с точки зрения строгой науки Триер дал маху и "орбита такой быть не может", но предостерег, что ближайшая по времени вероятность столкновения Земли с космическим объектом ожидается в 2036 году. Вообще, я так понимаю, чем глубже еврей погружается в русскую духовность, тем катастрофичнее для него утрата природного юмора. Триер, выступая в Каннах, безусловно, иронизировал насчет того, что понимает Гитлера, но послушав, как русские интеллигенты рассуждают о его произведении, пожалуй, призадумался бы не шутя. А эти несчастные все говорили и говорили о мизантропии Триера, о его фобиях, о конце света для человечества в целом и для каждого человека в отдельности - что поразительно напоминало диалоги сценок свадебного бедлама из первой части фильма. Если Триер и противопоставляет чему-то себя всерьез - то вот такой интеллигентской глупости.

Секацкий, впрочем, еще ничего - пиздит как дышит, юродствует, витийствует, он занятный, я его в каком-то смысле даже полюбил после случая, кстати, на "Гордон Кихоте", когда сей любомудр потерпел сокрушительное фиаско в случайном конфликте с женским простодушием Тины Канделаки:

http://users.livejournal.com/_arlekin_/1339763.html?thread=9946739

Остальные - скучные по отдельности, но сходясь вместе, представляют собой такой чудной паноптикум, что, конечно, Триеру надо будет в следующий раз сильно постараться, чтоб сделать кино уровня, достойного обсуждения в "Закрытом показе".

Убогая провинциальная самодеятельность - не столько даже по исполнению (хотя исполнители, они же соавторы опуса, прямо сказать, ничем не блещут), сколько на уровне замысла. Штампы представлений об истории поданы через штампы театральной клоунады и пантомимы. Заявленная концепция - осмысление истории 20-го века и в первую очередь американской посредством живописи Марка Шагала и с помощью музыки Александра Бакши. Достаточно вспомнить, как на музыку того же Бакши создавал "Полифонию мира" Кама Гинкас и как Гинкас со студентами по мотивам того же Шагала делал "Сны изгнания", или держать в памяти, настолько остроумно, глубоко и оригинально оперирует исторической и литературной мифологией Дмитрий Крымов в "Опусе № 7", в "Тарарабумбии", в "Горках-10" феноменальных, чтобы посочувствовать компании убеленной сединами тетеньки Стэйси Клейн, уверенной в том, что делают они на своей театральной массачусетской ферме нечто выдающееся. Артисты в петушьих и собачьих масках сопровождают нехитрыми упражнениями на трапециях кадры, напоминающие о Первой мировой войне, революции в России, эпохе джаза и великой депрессии. Вторая мировая и Хиросима, Мартин Лютер Кинг и Джон Кеннеди, горбостройка и разрушение берлинской стены - микс из хрестоматийных банальностей воплощен через еще более банальные приемы. Барная стойка, позади нее экран для кинохроники и слайдов. Разгоняют демонстрацию за гражданские права - бьют в барабан, падает стена - опрокидывается стойка и т.п. Удручающе однообразно, суетливо, претенциозно, поверхностно, утомительно, нудно.

Соединение абстрактно-геометрической сценографии и условно-исторических костюмов ни ревнителей традиций не покоробит, ни любителей прогресса не оскорбит - вообще в спектакле Ушакова все довольно толково, хотя и чересчур расчетливо придумано: отлично проработаны движения хора, грамотно выстроены мизансцены, "актуальные" приколы дозированы аккуратно, и то, что крестоносцы передают сообщение сигнальными морскими флажками, а девушки считывают его вовсе с телетайпной ленты, совсем не режет глаз, только добавляет веселья, при том что в самой музыке, в оперной партитуре заложено столько юмора, что, в принципе, придумывать что-то сверх вроде и необязательно. Проблемы были с вокалом у исполнителя заглавной партии Дмитрия Трунова, хотя актерски роль ему удалась, он очень смешной в образе отшельника с накладной рыжей бородой и полуметровыми в размахе усищами, и еще смешнее, переодетый в паломницу во втором акте. Остальные солисты пели более чем достойно, а оркестр у Павла Клиничева звучал просто отлично.