Широко закрытые глаза

Два фильма одного года, с одним и тем же Владимиром Фогелем в главной роли, и даже персонаж его - примерно одного плана: приезжает в Москву работать, но не может найти жилье, и в поисках угла попадает в сложную ситуацию личного характера, только у Барнета она разрешается счастливо, и фиктивный брак с молоденькой шляпницей ради прописки в комнате у карикатурной нэпманши (очень смешной образ Серафимы Бирман) перерастает в настоящие крепкие семейные отношения, а у Роома - все наоборот, как всегда у Роома.

За "Девушку с коробкой" постоянно ратует Н.С.Михалков (когда-то, кстати, он сам вел на советском еще ЦТ телепрограмму, посвященную черно-белому и немому кино), называет фильм Барнета гениальным и именно им открывал составленную по своему персональному выбору ретроспективу в рамках ММКФ. Но "Девушка с коробкой" - хороший и вместе с тем обычный для своего времени фильм. С таким же характерным для драматургии той эпохи названием, когда абстрактный персонаж обретал статус за счет некоего материального атрибута, как это было у Файко в "Человеке с портфелем" или чуть позже у Погодина в "Человеке с ружьем". В названиях фильмов Роома доминирует не предмет, но качественный признак, и в "Третьей Мещанской" тоже. Сценарий выдающегося литератора (его невозможно назвать только писателем или только ученым) Шкловского, который именно в 1920-е годы выдает шедевр за шедевром, ничего экстраординарного на уровне завязки сюжета не предлагает: приехавший в Москву персонаж поселяется у своего бывшего однополчанина-красноармейца и вскоре начинает жить с его женой. Но как впоследствии в своем главном шедевре, "Строгом юноше" (по сценарию еще одного из крупнейших писателей того времени, Юрия Олеши), Роом вписывает хрестоматийную конфигурацию любовного треугольника в совершенно новую, неевклидову сюжетную и идеологическую геометрию.

В официальном советском киноведении "Третья Мещанская" обычно рассматривается как отображение распущенности нравов загнивающего НЭПа. У меня есть ощущение, что все совершенно не так в этом удивительном, не похожем ни на какой другой, фильме. "Третья Мещанская" констатирует не кризис НЭПа, но совсем наоборот, кризис "революционной морали", или, если угодно, аморализма, смотря в каких координатах оценивать - в предчувствии и преддверии реставрации российской империи с ее "традиционными ценностями".

Для бывших красноармейцев, укрывавшихся на фронте одной шинелью, и женщину поделить - не великая проблема, составить график сожительства - и пожалуйста, можно дальше вместе в шашки играть. Похожие любовные треугольники "рисовала" в своих беллетристических произведениях главный идеолог новой советской коммунистической морали Александра Коллонтай, чьи сочинения сегодня забыты, хотя ради исторического интереса стоит на них оглянуться, благо они недавнопереизданы:

http://users.livejournal.com/_arlekin_/1324293.html?nc=6

Другое дело, что полуграфоманская проза Коллонтай, конечно, несопоставима по художественному значению с произведениями Шкловского или Олеши. Но идеологический контекст у них тем не менее общий. Поскольку намерение распространить "коммунистические" принципы также и на семейную жизнь неизменно терпит крах, а торжествует, как ее ни оценивай, как ни описывай, мораль "мещанская", прежняя, "старорежимная". Кстати, в отличие от "Девушки с коробкой", где стены украшают портреты Ленина, в квартире на Третьей Мещанской уже имеется портрет Сталина, при том что до "великого перелома" еще остается пара лет. Но спустя всего лишь десятилетие после революции, задачей которой, как видел ее в своем безумном поэтическом экстазе Блок, было "переделать все, сделать, чтобы все стало новым", бывшие ее защитники живут той "изячной" (на доступном для них материальном уровне) жизнью, против которой с таким гневом восставал в своих стихах и которую так любил в личном быту Маяковский. Помимо трех главных героев, почти полноправный персонаж на той же жилплощади - кошка, в самом начале фильма муж тычет ее в лицо едва проснувшейся жене, и далее кошка, последовательно, может даже излишне навязчиво, превращается в метафору "мещанского уюта".

"Третья Мещанская" отражает не крушение социально-экономической системы НЭПа как временной уступки коммунизма капитализму, но напротив, неизбежный крах коммунистической утопии, пусть и в масштабах отдельно взятой семьи. Когда героиня, Люда, обнаруживает, что беременна, "законный" муж требует, чтобы она сделала аборт, ибо не собирается "иметь ребенка от другого" (хотя сам с этим "другим" спал в свое время под одной шинелью). Отказ Люды от аборта и уход ее из дома - порыв еще в духе "новой морали", но уже скорее акт отчаяния, а мужчинам достается жилплощадь согласно прописке и они вместе доедают варенье. Любопытно, что в канун очередной "реставрации" после очередного "революционного" десятилетия свого рода "римейк" "Третьей Мещанской" задумал Петр Ефимович Тодоровский, и хотя "Ретро втроем" даже не приближается по качеству к шедевральному первоисточнику, факт все же показательный.

Фильмы Роома вообще существуют как бы вне времени. "Строгий юноша" для 1936 года - явление до такой степени невероятное, что до сих пор фильм представляет собой неразгаданную загадку. "Третья Мещанская" внешне не столь сложна, но ребусов в ней скрыто тоже немало. Кроме всего прочего, в "Третьей Мещанской" так представлена Москва 1920-х годов, как нигде больше, при том что образ Москвы как гигантской стройплощадки, и персонажи, приезжающие эту стройплощадку осваивать, на свой лад "облагораживать" - для кинематографа той эпохи явление нормальное. У Роома и Юткевича, работавшего на картине ассистентом, есть панорамные планы с видами Театральной площади, снятые с крыши Большого театра через просветы "квадриги", а сам Большой, совсем как сейчас, обнесен строительными лесами и находится на очередной реставрации.

Вот, променял в Выборге показ фильма на банкет по случаю открытия фестиваля - теперь пришлось смотреть его вместе с халявными бабками-вонючками, в чем уж точно ничего прекрасного нет, а совсем даже наоборот. Но в чем другом, а в этом я сам виноват.

Спектакль Шамирова "Упражнения в прекрасном", с премьеры которой прошло почти два года, в свое время понравился мне всем, кроме одного: я не увидел в нем того, чего обычно жду от драматического театра. Как и "Квартет И", а задолго до "Квартета" - Театр Миниатюр Аркадия Райкина или дуэт Мироновой-Менакера, это превосходный эстрадный спектакль, не больше и не меньше:

http://users.livejournal.com/_arlekin_/1554344.html?mode=reply

Фильмы на основе эстрадных спектаклей - тоже не новый формат, и тут можно перечислить те же имена, от Райкина до "Квартета И", которые "экранизировали" чуть ли не весь свой активный репертуар, причем я бы отметил - небезуспешно, киноверсии оказались едва ли не удачнее театральных первоисточников, а "День выборов", по моему убеждению, так и вовсе - лучшая руссоязычная сатирическая комедия за последние лет пятнадцать минимум. Но ни в одном из упомянутых случаев кинеметографисты не ставили перед собой задачи сделать "кино". Шамиров же в "Упражнениях..." стремится не просто перевести сценическое сочинение на экран, дабы расширить аудиторию и, давайте прямо скажем, заработать, но, похоже, старается создать нечто самодостаточное. В "Дикарях", не опиравшихся напрямую на театральный образец, а лишь отдельными приемами и мотивами отсылавший к прежним постановкам Шамирова, эта задача еще была отчасти реализована:

http://users.livejournal.com/_arlekin_/754987.html?nc=15

"Упражнения в прекрасном", приведенные к формату полного метра, у меня вызывают недоумение. Актеры те же (за исключением исполнительницы единственной в спектакле и главной в фильме женской роли - Анну Островскую заменила Ксения Радченко), и почти тот же, с некоторыми добавками, купюрами и вариациями, набор сценок. Фильм и чисто формально делится на 11 сцен, которые отбиваются заставками с виньетками и прочими графическими изысками, хотя это деление абсолютно условно. В финале, правда, вместо развернутого эпизода из вымышленной пьесы "Трактат о прекрасном" персонажи просто появляются в костюмах 18 века на перроне вокзала - и это прекрасно, потому что финал спектакля в свое время мне показался совершенно невыносимым. Но уходя от "эстрадной" природы первоисточника в сторону чисто кинематографической выразительности, Шамирова так никуда и не дошел, застрял по дороге.

В спектакле было много конкретики, в том числе географической: гастрольный маршрут персонажей начинался на Курском вокзале, добирались они до Самары, а в Тольятти уже не попадали, и самым лично для меня замечательным эпизодом бы, понятное дело, ульяновский. В фильме от этой конкретики остался только Курский вокзал, все остальное - безликая условно-обобщенная провинция. Отдельные моменты, правда, удались, например, сцена, где Калинин, персонаж Гоши Куценко, пьет с местечковым князьком-бизнесменом-бандитом и вынужден потом спасаться от него бегством, Вася-Константин Юшкевич рубится в компьютерную игру, а вальяжно-манерный и вечно печальный Алик Свенцицкий в исполнении самого автора-режиссера Шамирова слушает "Изгиб гитары желтой" за столом со своими бывшими однокашниками по Саратовскому училищу, которым повезло в жизни меньше (еще меньше), чем ему, но они на доступном им уровне тоже "умеют нести свой крест и веруют". Но в целом философско-элегические ноты, отрешенно-печальный взгляд и лирические интонации вовсе не украшают фильм и не обогащают его тем, отсутствие чего не позволяет воспринимать театральные "Упражнения в прекрасном" как драматическое произведение, но только как эстрадное - а попутно еще и "утяжеляют" действие, лишают его динамики, внутренней энергии, для кино куда более важной, чем для театра, где играть на перепадах ритма проще. Чем больше фильм Шамирова стремится к "кино" - тем менее он интересен. Вот спектакль-прародитель не стремится же непременно быть "театром", но лишь игрой в театр, рефлексией на тему того, что такое театр и каково в нем жить - ну так и не надо, и без того все прекрасно.

Спектакли Романа Виктюка в театре Романа Виктюка и спектакли Романа Виктюка в антрепризах - это не то чтоб два разных Виктюка, но два разных театра. Виктюк узнаваем в любых своих проявлениях, но то, что в репертуарных постановках можно воспринимать всерьез, в антрепризных - с теми же характерными, давно растиражированными приемами - чаще всего смахивает на кич. А при любви Виктюка к драматургии, мягко говоря, не отличающейся большими художественными достоинствами, зато оставляющими режиссеру простор для собственной фантазии (благо у Романа Григорьевича его в избытке), эта особенность иногда способна просто поставить в тупик. С таким чувством я шесть лет назад посмотрел премьеру "Сергея и Айседоры", где в роли Есенина дебютировал 21-летний на тот момент Дмитрий Малашенко:

http://users.livejournal.com/_arlekin_/494378.html?nc=14

Сейчас Малашенко слишком востребован телевидением (и надо отдать должное - то, что он делает в "Большой разнице", в своем роде гениально, кроме шуток: как он пародирует Максима Галкина, и сам Галкин, пожалуй, не спародировал бы), а вместо него в ту же постановку введен другой актер из труппы Театра Виктюка, Игорь Неведров. Веру Сотникову также заменила Анна Терехова. Ну то, что Терехова при любом раскладе здесь уместнее, чем Сотникова, было ясно заранее. Но мне было прежде всего интересно увидеть Неведрова.

В июле я смотрел новый состав "Фердинандо" - еще одна антреприза в постановке Виктюка, где сменился исполнитель заглавной роли, и новый вариант с Дмитрием Луговкиным оказался намного интереснее первоначального с Романом Полянским:

http://users.livejournal.com/_arlekin_/2050828.html?nc=5

Но в случае с "Фердинандо" это стало сюрпризом, а по поводу Неведрова у меня были определенные ожидания. Я не могу сказать, что они не оправдались или оправдались не в полной мере - пьеса Нонны Голиковой до такой степени невыносимо бездарная, что какой режиссерской фантазией и актерской энергетикой не прикрывай ее убожество, на шедевр она не потянет. Неведров играет менее ярко, чем Малашенко, но более тонко, однако у меня нет уверенности, что тонкость, присущая этому чудо-актеру, очевидно, от природы, уместна по отношению к драматургии макулатурного качества.

Дуэт Сотникова-Малашенко сознательно или нет все вел к тому, чтобы пьеса и без того сшитая на живую нитку, разваливалась на отдельные сценки в духе литературно-музыкальной композиции для сельской библиотеки, но как ни странно, отдельные эти сценки, по крайней мере некоторые из них, смотрелись и звучали достаточно броско. Когда Сотникова говорила "за-ла-та-я га-ла-вааа" - было смешно, хотя вряд ли актриса и режиссер планировали такой эффект. Драма женщины и артистки, которую играет Терехова, глубже и, безусловно, убедительнее - но проблема как раз в том, что актерская убедительность, приданная невероятно фальшиво написанному драматургом персонажу, работает не на персонаж, а против него, не доводя до карикатуры, как у Сотниковой, но и не превращая в полноценный художественный образ. То же касается и Есенина-Неведрова - в его исполнении поэтические цитаты уже не кажутся столь смехотворными, но и поэтической, трагической высоты в контексте ущербных, нелепых диалогов не обретают. Впрочем, безотносительно к пьесе, спектаклю и актерам, что Есенин, что Дункан - фигуры в истории культуры 20 века и сами по себе, я бы сказал мягко, небесспорные... но это уже отдельная тема.

Я мог предположить, что это нечто в духе "Кузенов", но оказалось, что еще хуже. "Кузены" - посредственная, но смотрибельная романтическая комедия, а "Неудовлетворенное сексуальное напряжение" - это нечто среднее между подделкой под "Секс в большом городе" и эротическими мелодрамами, какие показывают на канале "Рен" в ночь с субботы на воскресенье, только там с них можно переключиться сразу, а из кино, если уж пришел, нет смысла уходить через минуту, хотя до конца я все-таки не досидел. По сюжету героиня за несколько дней до свадьбы встречает в книжном магазине автора бестселлера, яркую крашеную блондинку по имени Джаз, которая сходу начинает ее допытывать, переживала ли невеста оргазм со своим женихом, убедившись, что не переживала, лесбийскими ласками доводит ее до оргазма сама, а затем отправляет на поиски новых эротических ощущений, и в итоге запутанная бабенка рвет помолвку, связавшись с рокером-уродом по кличке Сверло, который, впрочем, в сексе свое погоняло вполне оправдывает. Тем временем жениха, преподавателя литературы в университете, на свой лад консультируют проныра-студент и тайно влюбленная в профессора студентка, она же дочь мэра города. Студент Нико, обладающий неординарным криминальным талантом (его играет 20-летний поляк Адам Езерски) - единственный персонаж в фильме, который вызывает интерес благодаря фактуре исполнителя, поразительно напоминающего юного Бандераса из ранних фильмов Альмадовара. Но привязка к Альмадовару, явно осознанная (в самом начале упоминается, что одна из книжек Джаз была им экранизирована), не выдерживает критики. "Лабиринт страстей", где Бандерас по молодости лет играл араба-гея, был все-таки милой и тонкой штучкой, а "Неудовлетворенное сексуальное напряжение" - грубая подделка под него, несмотря на видимое наличие тех же ингридиентов: мачо-гомосексуалиста со склонностью к садо-мазо, нервной и неопределившейся по жизни тетки и т.п. Правда, по сюжетно-характерологической структуре "Напряжение" больше смахивает на "Взломщиков сердец", но для "Взломщиков..." такое сравнение еще оскорбительнее, чем для Альмадовара, все-таки это один из лучших фильмов, которые я видел в "35 мм" за всю историю существования кинотеатра в новом его качестве. А когда выясняется, что Джаз стремится разрушить будущий семейный союз не из чисто научного, но из сугубо личного интереса (за восемь лет до того она была очкастой студенткой-лохушкой, а нынешний мямля-профессор - рубахой парнем, и они в течение года практиковали с его подачи ля мур а труа с девушкой, впоследствии то ли погибшей, то ли покончившей с собой), все становится совсем банально. Но совершенно невозможным фильм делают ядовитые цвета, как будто его нарочно подкрасили попошлее, чтобы общий художественный уровень с вечерним кинорепертуаром канала "Рен" стал еще более очевидным.