все о моей матери: "Анна Каренина" М.Самойлова в Театре п/р Г.Чихачева
Театр - огромный мир, в котором находится место для всякого, будь то Робер Лепаж, геннадий Чихачев или даже Никита Астахов. Что касается последнего - от "удовольствия" видеть его постановки Господь меня до сих пор оберегал, а вот в театре Чихачева я ровно год назад посмотрел после многолетнего перерыва сразу пять спектаклей подряд, чего мне, положа руку на сердце, должно было хватить на всю оставшуюся жизнь:
http://users.livejournal.com/_arlekin_/1484559.html?nc=3
Однако именно "Астрономия любви" с музыкой Марка Самойлова по "Безымянной звезде" Себастьяна показалась мне тогда самым приличным образчиком чихачевского творчества из всего увиденного. А тут еще и "Анна Каренина" - материал вроде бы неудобоваримый для театра вообще и для музыкального в особенности, ну ладно балеты, ну пускай бы оперы, мюзикл же с "Анной Карениной" как-то совсем не ассоциируется. Так что пошли мы на него, конечно, больше от безысходности, а еще чтоб поржать, но все-таки и не совсем без надежды на композитора.
Надо сказать, композитор в известной мере ожидания оправдал. Во всяком случае, сочинение Самойлова ничуть не хуже аналогичных произведений, скажем Журбина (комплимент "не хуже Журбина", понятно, сомнительный и двусмысленный, но надо же от чего-нибудь отталкиваться), местами до боли напоминающее характерную мелодику не столько мюзиклов или хотя бы советских музкомедий, сколько классических оперетт кальмановского типа, но в чем-то, пожалуй, и поинтереснее с точки зрения музыкальной драматургии и драматургии как таковой.
Начиная с того, что героем-рассказчиком в либретто выступает Сережа Каренин. Подросший сын Анны Аркадьевны находит свою детскую игрушку - наездника, правящего лошадью - и начинает ворошить прошлое, расспрашивать про мать сначала отца, а затем и всех прочих, кто ее знал. То есть развитие сюжета спектакля строится через систему встреч Сережи с другими персонажами толстовского романа, причем основные из них представлены на сцене сразу в двух испостасях - периода, к которому непосредственно относится время действия романа, и более позднего времени, когда они вступают в диалог с Сергеем Карениным. На самом деле подобная точка отсчета применительно к инсценировке (неважно, драматической или музыкальной) романа Толстого, насколько я могу судить - дело новое и весьма перспективное. Как эта идея реализована либреттистом, композитором, режиссером и актерами - другой вопрос. Дуэты персонажей с собственными двойниками далеко не всегда уместны, а часто производят впечатление чего-то, мягко говоря, излишнего. Актеры чихачевского театра, изображающие графьев и князьев, смотрятся, понятно, смехотворно - как ряженые из соседнего подъезда. Поют - соответствующим образом. Когда Каренина дергалась в родильной горячке, это было зрелище настолько убийственное, что я дергался вместе с ней; когда запевал Левин, закладывало уши, до такой степени дурным голосом он орал, не попадая ни в одну ноту.
Но кстати о Левине, возвращаясь к драматургии самойловской "Анны Каренины" - это едва ли не единственная сценическая версия романа, где пусть и пунктирно, но сохранена линия Левина и Китти. И не просто для проформы. Помимо всего прочего, в театре Чихачева процветает жанр т.н. "православного мюзикла", со всеми сопутствующими приметами домашнего языческого культа, как-то - самодеятельные молитвы, свечечки, заклинания и т.п. "Анна Каренина", в отличие от "Униженных и оскорбленных" Журбина, позиционируемых как "православный мюзикл" открыто и недвусмысленно, предполагает более сложную жанровую природу, но в итоге все сводится к этому и на это работает. Отсюда Каренин, особенно его "старшая" ипостась - трогательный дядечка, любящий, раскаивающийся, хранитель нравственных устоев, Анна же - распутная бабенка, не совладавшая с собой, за что и поплатилась, в финале же выходит хор косарей под предводительством Левина и затягивает нечто душеспасительное. Этому "воинству света" противопоставлено и другое - кордебалет путевых обходчиков, парадоксально с точки зрения не только концепции, но и всех понятий о художественном вкусе, отождествляемый со "светским обществом". Выглядят обходчики как сказочная нечисть, как будто забежали в толстовский сюжет из "Вия" Гоголя, в странных отрепьях, вооруженные молотками, они двигаются ну совсем как свита Кощея какого-нибудь. А в сцене гибели Анны в том же виде появляются светские дамы, тоже с молотками, и буквально "прокладывают" рельсы для того поезда, который героиню должен убить - зрелище, что и говорить, жуткое.
Отдельные достоинства постановки поданы в свете столь невыгодном, что и они оборачиваются недостатками. К примеру, игрушка, которая становится отправной точкой в изысканиях юного героя о прошлом своей матери. В дальнейшем, в эпизоде скачек, Сережа тащит на веревочке своего кукольного наездника, игрушка наезжает на препятствие, кукольная коляска переворачивается... - если все это довести до ума, могло получиться очень здорово, но у Чихачева выглядит как пример вудуистской симпатической магии, по-детски наивно, смешно и просто глупо. И в целом сценография сценография - против обыкновения для театра Чихачева минималистская. Основной элемент - огромные колеса, которые выполняют функцию символическую, обозначая то обручальные кольца, то рамки семейных портретов, а прежде всего, конечно, колеса поезда, и хор, поющий про поезда как метафору жизни и судьбы (стилистические особенности текста куплетов: "уходят поезда... навсегда... в никуда..." - можно на время оставить в стороне) - но этот элемент так навязчиво педалируется с первой до последней минуты, так нарочито и грубо выставляется напоказ, что неизбежно кажется вульгарным - и это если еще не принимать в расчет, как весь этот базар-вокзал исполнен технически. Мизансцены, в особенности пластические - отдельная песня, тут уж просто тушите свет. Буквально в ступор вогнал меня эпизод в опере - голос за сценой изображает "божественную Патти", поющую Царицу Ночи. Если бы Патти пела так, как голос за сценой театра Чихачева, то ее не просто вряд ли назвали "божественной", но скорее всего закидали бы тухлыми помидорами - театр более адекватный, по крайней мере, не стал бы так подставляться и обошелся бы без этого момента вовсе или решил его более условно, но чем другим, а комплексами Чихачев не страдает.
Самое же обидное - не в уровне исполнения, а все-таки в том, что драматургически интересная заявка не дотянута даже на уровне исходного материала. "Расследование" юного героя никуда Сережу не ведет, ничего в нем не меняет, а напротив, сводится на нет финальным хором косарей с декламацией фрагментов Нагорной проповеди. И вместо понимания, прощения, в крайнем случае, отказа судить другого, дабы не быть судимым самому, пафос постановки сводится к прямо противоположному - "православный мюзикл" торжествует над вкусом и разумом, счастливые мужики вдоль железной дороги с косами стоят и поют "алилуйя".
http://users.livejournal.com/_arlekin_/1484559.html?nc=3
Однако именно "Астрономия любви" с музыкой Марка Самойлова по "Безымянной звезде" Себастьяна показалась мне тогда самым приличным образчиком чихачевского творчества из всего увиденного. А тут еще и "Анна Каренина" - материал вроде бы неудобоваримый для театра вообще и для музыкального в особенности, ну ладно балеты, ну пускай бы оперы, мюзикл же с "Анной Карениной" как-то совсем не ассоциируется. Так что пошли мы на него, конечно, больше от безысходности, а еще чтоб поржать, но все-таки и не совсем без надежды на композитора.
Надо сказать, композитор в известной мере ожидания оправдал. Во всяком случае, сочинение Самойлова ничуть не хуже аналогичных произведений, скажем Журбина (комплимент "не хуже Журбина", понятно, сомнительный и двусмысленный, но надо же от чего-нибудь отталкиваться), местами до боли напоминающее характерную мелодику не столько мюзиклов или хотя бы советских музкомедий, сколько классических оперетт кальмановского типа, но в чем-то, пожалуй, и поинтереснее с точки зрения музыкальной драматургии и драматургии как таковой.
Начиная с того, что героем-рассказчиком в либретто выступает Сережа Каренин. Подросший сын Анны Аркадьевны находит свою детскую игрушку - наездника, правящего лошадью - и начинает ворошить прошлое, расспрашивать про мать сначала отца, а затем и всех прочих, кто ее знал. То есть развитие сюжета спектакля строится через систему встреч Сережи с другими персонажами толстовского романа, причем основные из них представлены на сцене сразу в двух испостасях - периода, к которому непосредственно относится время действия романа, и более позднего времени, когда они вступают в диалог с Сергеем Карениным. На самом деле подобная точка отсчета применительно к инсценировке (неважно, драматической или музыкальной) романа Толстого, насколько я могу судить - дело новое и весьма перспективное. Как эта идея реализована либреттистом, композитором, режиссером и актерами - другой вопрос. Дуэты персонажей с собственными двойниками далеко не всегда уместны, а часто производят впечатление чего-то, мягко говоря, излишнего. Актеры чихачевского театра, изображающие графьев и князьев, смотрятся, понятно, смехотворно - как ряженые из соседнего подъезда. Поют - соответствующим образом. Когда Каренина дергалась в родильной горячке, это было зрелище настолько убийственное, что я дергался вместе с ней; когда запевал Левин, закладывало уши, до такой степени дурным голосом он орал, не попадая ни в одну ноту.
Но кстати о Левине, возвращаясь к драматургии самойловской "Анны Каренины" - это едва ли не единственная сценическая версия романа, где пусть и пунктирно, но сохранена линия Левина и Китти. И не просто для проформы. Помимо всего прочего, в театре Чихачева процветает жанр т.н. "православного мюзикла", со всеми сопутствующими приметами домашнего языческого культа, как-то - самодеятельные молитвы, свечечки, заклинания и т.п. "Анна Каренина", в отличие от "Униженных и оскорбленных" Журбина, позиционируемых как "православный мюзикл" открыто и недвусмысленно, предполагает более сложную жанровую природу, но в итоге все сводится к этому и на это работает. Отсюда Каренин, особенно его "старшая" ипостась - трогательный дядечка, любящий, раскаивающийся, хранитель нравственных устоев, Анна же - распутная бабенка, не совладавшая с собой, за что и поплатилась, в финале же выходит хор косарей под предводительством Левина и затягивает нечто душеспасительное. Этому "воинству света" противопоставлено и другое - кордебалет путевых обходчиков, парадоксально с точки зрения не только концепции, но и всех понятий о художественном вкусе, отождествляемый со "светским обществом". Выглядят обходчики как сказочная нечисть, как будто забежали в толстовский сюжет из "Вия" Гоголя, в странных отрепьях, вооруженные молотками, они двигаются ну совсем как свита Кощея какого-нибудь. А в сцене гибели Анны в том же виде появляются светские дамы, тоже с молотками, и буквально "прокладывают" рельсы для того поезда, который героиню должен убить - зрелище, что и говорить, жуткое.
Отдельные достоинства постановки поданы в свете столь невыгодном, что и они оборачиваются недостатками. К примеру, игрушка, которая становится отправной точкой в изысканиях юного героя о прошлом своей матери. В дальнейшем, в эпизоде скачек, Сережа тащит на веревочке своего кукольного наездника, игрушка наезжает на препятствие, кукольная коляска переворачивается... - если все это довести до ума, могло получиться очень здорово, но у Чихачева выглядит как пример вудуистской симпатической магии, по-детски наивно, смешно и просто глупо. И в целом сценография сценография - против обыкновения для театра Чихачева минималистская. Основной элемент - огромные колеса, которые выполняют функцию символическую, обозначая то обручальные кольца, то рамки семейных портретов, а прежде всего, конечно, колеса поезда, и хор, поющий про поезда как метафору жизни и судьбы (стилистические особенности текста куплетов: "уходят поезда... навсегда... в никуда..." - можно на время оставить в стороне) - но этот элемент так навязчиво педалируется с первой до последней минуты, так нарочито и грубо выставляется напоказ, что неизбежно кажется вульгарным - и это если еще не принимать в расчет, как весь этот базар-вокзал исполнен технически. Мизансцены, в особенности пластические - отдельная песня, тут уж просто тушите свет. Буквально в ступор вогнал меня эпизод в опере - голос за сценой изображает "божественную Патти", поющую Царицу Ночи. Если бы Патти пела так, как голос за сценой театра Чихачева, то ее не просто вряд ли назвали "божественной", но скорее всего закидали бы тухлыми помидорами - театр более адекватный, по крайней мере, не стал бы так подставляться и обошелся бы без этого момента вовсе или решил его более условно, но чем другим, а комплексами Чихачев не страдает.
Самое же обидное - не в уровне исполнения, а все-таки в том, что драматургически интересная заявка не дотянута даже на уровне исходного материала. "Расследование" юного героя никуда Сережу не ведет, ничего в нем не меняет, а напротив, сводится на нет финальным хором косарей с декламацией фрагментов Нагорной проповеди. И вместо понимания, прощения, в крайнем случае, отказа судить другого, дабы не быть судимым самому, пафос постановки сводится к прямо противоположному - "православный мюзикл" торжествует над вкусом и разумом, счастливые мужики вдоль железной дороги с косами стоят и поют "алилуйя".