В каком именно предместье, какого именно города и в какую эпоху живет герой "Одинокого" - не сообщается, хотя при желании, цепляясь за некоторые детали, можно додумать, что речь идет о предместье Парижа, а действие (если это можно так назвать) разворачивается в конце 1960-х, кульминация же - бессмысленные уличные бои под безумными левацкими лозунгами - и вовсе в конкретном 1968-м. Но от конкретики Ионеско уходит еще и таким образом, что само течение времени для героя как бы прекращается после того, как он, получив наследство, увольняется. Прежде его календарь был жестко расчислен, и не только по дням недели, но и по часам внутри дня. Теперь проходят годы, прочие персонажи стареют и умирают, у официантки, с которой он только-только жил вместе и расстался, давно куча детей, а то и внуков. Разрушен в ходе уличных "революционных" боев и снова восстанавливается квартал, где проживает герой (разрушают, чтобы восстанавливать, восстанавливают, чтобы разрушать - так смотрит герой вслед за автором на сей "исторический процесс"). Но ничего по сути не меняется и не может измениться, даже после того, как однажды ночью герой замечает трещину, расщелину в небе - замечает он один, другие ничего подобного не видят. Что есть "по ту сторону существования?" - по всей видимости, ничего. Но "как ничего может давить таким тяжким грузом? и как эта тяжесть может в то же время быть такой легкой? - вопрошает сам себя герой Ионеско, предвосхищая категориальную парадигму, в которой позднее будут мыслить персонажи Кундеры и их автор. Возможны ли перемены? Тоже нет. Для чего же тогда все исторические усилия, опирающиеся на самые разные идеологии? "Они не любят жизни, потому и бунтуют". Идеологии при этом значения не имеют, они только повод и оправдание, но не причина и не суть, люди убивают друг друга, чтобы почувствовать себя живыми - в ситуации обыденной они себя таковыми не чувствуют. Не чувствует и герой - но и не спешит никого убивать (в отличие, опять-таки, от "классических" экзистенциалистских героев, персонажей Сартра и Камю), потому что и это тоже бесполезно. Он уже живет в клетке - но клетка внутри, а не снаружи. То есть и снаружи тоже, и не единственная, а много, одна в другой: "Мы зажаты в социальные рамки, это бы еще ничего, но также и в биологические, и более того, в космические". Остается только размышлять - но и это человеку не дано, мышление - процесс мучительный и столь же бесполезный по существу, как революционная борьба или рутинная конторская служба: "я уже говорил себе: не будем думать, поскольку думать мы не можем".
Обо всем об этом, однако, Ионеско куда ярче, интереснее, остроумнее и в оригинальной художественной форме говорил и в своих пьесах, мотивами которых пронизан его роман. Эпизод вселения героя "Одинокого" в квартиру многими деталями отсылает к пьесе "Новый жилец" (малоизвестной, но одной из моих любимых у Ионеско); существование в замкнутом пространстве квартиры на фоне бессмысленной и абстрактной войны за стенами дома - к "Бреду вдвоем" (только в романе это "бред в одиночку"); эпидемия революционной идеологии, которая, "овладевая массами", сметает с пути все живое, как и некторые черты главного героя (из конторских служащих, неаккуратен в быту и не пунктуален, любит выпить, неустроен в личной жизни, хотя предпринимает кое-какие попытки в этом направлении, но несмотря на это, в своих суждениях не зависит от чужих мнений) - к "Носорогам"; описание некоего абстрактного, живущего отдельно от остального города и мира квартала - к "Бескорыстному убийце" и т.д. "Одинокий" - безусловно, самостоятельное произведение и к перепевам мотивов драматургии Ионеско отнюдь не сводится (да и нет в этом ничего криминального, к тому же некоторые пьесы Ионеско прямо дублируют сюжеты его рассказов), но роман вторичен не по отношению к собственному драматургическому творчеству автора, а по отношению к тому литературному контексту, в котором он возник. И представляет интерес в первую очередь постольку, поскольку, будучи в эстетическом отношении значительно менее радикальным (а уже отсюда, как следствие, менее оригинальным), чем пьесы Ионеско, более конкретно и детально уяснить фундаментальные мировоззренческие позиции автора. А это важно, потому что нет уже никаки сил наблюдать, как театральные режиссеры используют его пьесы в качестве основы для спектаклей идеологически ангажированных - и не имеет значения, какой идеологии (пусть даже самой "передовой" и "разумной") они при этом придерживаются и какими благими намерениями руководствуются.
