Давеча я напилась вина красного итальянского и от счастья принялась хвастать, что в Москве у меня есть Кеша только коварное вино моим языком говорило carrot вместо parrot очень, говорило вино, наглый такой carrot этот carrot даже кусается, причем, зараза, с видимым еще удовольствием тактичные итальянцы только причмокивали и качали головами
-А где, - спрашивает один, - он у тебя хранится? -Знамо где, - говорит вино. - В клетке. Но когда я дома, то он, этот carrot, свободно летает по квартире. Может даже в тарелку залезть. -Оооооо! - заокали воспитанные италянцы и принялись обсуждать национальную кухню
а теперь один из них интересуется в скайпе: "Как дела? Как морковка?" и я не сразу поняла, о чем
Намедни, как обычно, сидела шила и вполглазика смотрела "Дискавери", кажется. Зашла речь о домашних питомцах. Точнее, о любви к ним. Я бы сказала даже, любви противоестественно сильной. Сумашедшие эта американцы все же! К примеру, показывали некую даму в окружении чудесных милых собачек. Собачки уютно расположились на диванчике, ну как живые. Они и были некогда живыми. Дама рассказывает: "Вот, посмотрите - Коди. Когда муж погиб, я нашла поддержку в ней. Собака прожила со мной 14 лет! Два года назад она умерла... и я сделала из нее чучело." Дама приподнимает Коди с дивана и трясет, показывая, какой легкой стала собака. "Идеальное сходство! - продолжает умиляться она. - Собака выглядит в точности, как живая!"
Б-ррр. Пепел внутренностей, оставшийся после кремации собаки, безутешная хозяйка хранит в жестяной банке и не упустит случая, конечно, продемонстрировать его. С явным удовольствием.
Еще одна очаровательная барышня из Сан-Франциско Держит умерших домашних животных в своем подвале. В холодильнике. В пластиковых герметичных пакетах. Думаете, я шучу? "Я собираюсь сделать чучела из всех животных, которые у меня живут, - делится она планами, отечески потрепав пробегавшую мимо собачку за ухо. - Я не могу упустить такой возможности!"
Кешка мой отчего-то загрустил. Он у меня чудо: летает по квартире свободно, если я дома, чирикает о своем, подпевает Иглесиасу (который Хулио) и АльБано, а, если случится мне грустно, бесцеремонно садится на голову и выклевывает в волосах что-то неведомое. Он разрешает себя гладить - но только мне! И только, если у меня ярко-красный маникюр. Никакого другого цвета, кроме алого, этот пират не признает. И чтоб "Шанель", он это любит.
А еще он любит есть со мной из одной тарелки и купаться в чашке с кофе. Только вот вряд ли я смогу когда-либо сделать из него чучело. Хотя и стараюсь об этом не думать...
Дверца в его клетке распахнута, но он практически не выходит. Он перестала атаковать салат, никого не клюет за уши и даже, страшно сказать, больше не лает.
Изредка страдальческим голосом он что-то чирикает заоконным птичкам. Но диалог их обычно до неприличия короток: кому нравится общаться с ханжой и занудой? А Кешка теперь весь в этом амплуа.
И как помочь ему - не знаю. Ну не могу я ему предоставить попугайскую женщину! не могу, не просите. Что еще могло бы спасти вождя мирового пролетариата бедняжечку - не представляю. Поездка к морю? Танец живота? Цыганы с песнями? Что?
Я к нему подхожу бесчетное количество раз в день, очаровательно улыбаюсь, "Кеша хороший, Кеша - любимая птичка!", рву ему одуванчики и покупаю игрушки, выпускаю свободно летать по квартире и даже! разрешаю красть хлеб со стола...
а этот козел попугай лает. Лает! Собачим голосом! Весьма даже себе натурально!
Где справедливость?
И ни тебе "Доброе утро!", ни даже просто "Зравствуйте..."
